Благовещенский храм и могила князя-шута

Один из подмосковных храмов, посвященных празднику Благовещения, находится в селе Братовщина Пушкинского района. Издавна на дороге между Москвой и Троице-Сергиевым монастырем было четыре царских стана: в Алексеевском, Тайнинском, Братовщине и Воздвиженском. По преданию, каменный храм в Братовщине был сложен в 1817 году из остатков путевого дворца Екатерины II, который так и не был построен. Церковь была закрыта и разорена в 1930-е годы, но почти сразу после Великой Отечественной войны ее восстановили и возвратили верующим. На старом церковном погосте Благовещенской церкви когда-то лежал надгробный камень князя-шута М.А. Голицына, о котором пойдет речь в статье.

Немало русских писателей, этнографов, историков и публицистов XIX столетия прошли по Троицкому богомольному пути и оставили свои описания сел, деревень и церквей, стоящих по дороге. Одной из них была Александра Иосифовна Ишимова – детская писательница, издательница детских журналов и, к слову, последняя, кому написал письмо Александр Сергеевич Пушкин в день роковой дуэли с Дантесом. Ишимова запечатлела свое пребывание в Братовщине в сочинении «Каникулы 1844 года или поездка в Москву». Интересны следующие ее строки об этом подмосковном селе: «Село походит во всем на наши обыкновенные деревни: только старинное кладбище его не походит на деревенское: на нем видны старинные надгробные камни, с надписями почти истертыми. Лиза, несмотря на маленький дождь, ходила смотреть их, и срисовала на память Братовщины одну из развалившихся гробниц старого кладбища. На ней еще можно было прочитать надпись: князь Михаил Голицын, 80 лет от рождения. Вероятно, старичок застигнут был смертью во время благочестивого путешествия к Троице».

На самом деле «старичок» Голицын скончался вовсе не во время паломничества, а был похоронен на погосте Благовещенской церкви, поскольку конец жизни провел в собственном имении, относившемся к приходу храма в Братовщине. Судьба князя необычна. Михаил Алексеевич Голицын жестоко поплатился за тайную женитьбу на итальянке и за переход в католическую веру. Императрица Анна Иоанновна велела разыскать вероотступника, разлучить с женой, признав брак недействительным, и в наказание определить Голицына в придворные шуты.

Михаил Алексеевич Голицын сыграл, как писал П.Н. Полевой, «жалкую, страдательную роль в известной свадьбе Ледяного дома – этой беспримерно жестокой, ужасной шутке…» Увеселение Анны Иоанновны стояло в одном ряду с «куриозными» и кощунственными затеями императора Петра I: «Всешутейшим, всепьянейшим и сумасброднейшим собором», а также карнавальными, обставленными в виде маскарада свадьбами и похоронами карликов. По прихоти Анны Иоанновны, князю-шуту Михаилу Голицыну, получившему новую фамилию Квасник, следовало обвенчаться с карлицей-калмычкой Бужениновой. Так прозвали шутиху за ее любимое кушанье: вареную свинину с луком и перцем.

Для шутовской, но вполне реальной свадьбы на реке Неве в Санкт-Петербурге недалеко от Зимнего дворца было построено небывалое сооружение – Ледяной дом. Это здание наподобие дворца было сделано изо льда и простояло с февраля по апрель 1740 года. Перед необыкновенным домом стояло шесть ледяных пушек, способных стрелять, два снежных дельфина, слон в натуральную величину с фигурами трех персов, а также ледяная баня, которую так умело протапливали, что в ней можно было париться. Дельфины и слон при помощи специальных насосов с нефтью могли извергать языки пламени, а внутри фигуры слона сидел человек с трубой, который изображал рев животного. Обстановка дворца также была сделана изо льда: стулья, кровать, посуда, зеркало, игральные карты… Были даже ледяные свечи и ледяные дрова в камине, которые медленно горели, обмазанные нефтью.

В этом доме должен был поселиться после свадьбы с карлицей князь Голицын. После венчания в одной из петербургских церквей молодоженов посадили в клетку, поместили ее на спину слона и привезли к Ледяному дому. Процессию сопровождали представители всех народностей Российской империи в национальных костюмах и верхом на ослах, оленях, козах, свиньях, собаках, верблюдах или в санях, сделанных в виде зверей, рыб и птиц. В этом «куриозном» браке у Голицына родились дети, но князю-шуту было суждено пережить жестокую императрицу Анну Иоанновну и супругу-карлицу. Последние годы, свободный от позорной роли шута, князь провел в подмосковной Братовщине.

Могила князя М.А. Голицына в Братовщине оказалась заброшена после его смерти. В 1844 году, как отмечалось выше, старое надгробие князя случайно нашла писательница А.И. Ишимова и приняла за могилу богомольного старичка, умершего на полпути в Троице-Сергиеву лавру.

В 1887 году целенаправленно на поиски захоронения М.А. Голицына в Братовщине отправился литературовед и автор исторических романов Петр Николаевич Полевой вместе с художником Лебедевым. Они остановили извозчика у Благовещенской церкви, стали бродить по кладбищу, несколько раз пересмотрели все могилы, камни, перечитали все надписи «в стихах и в прозе», но надгробия М.А. Голицына не нашли. Отчаявшись найти могильный камень, спутники зашли к молодому священнику Благовещенской церкви, который принял их радушно, напоил чаем, но ничего не мог сказать нового про князя-шута и его могилу.

Разговор о судьбе и последнем пристанище М.А. Голицына услышала жена священника и неожиданно вспомнила, что ее отец рассказывал когда-то про старое кладбище за церковью у самой дороги. Искатели немедленно отправились туда и среди заброшенных могил и бугорков, заросших бурьяном и крапивой, наткнулись на старый камень с почти стертой надписью: «1775 году июня 18 числа скончался князь Михаил Алексеевич Голицын, от рождения его семидесяти восьми лет…»

Художником тут же был сделан рисунок надгробного памятника М.А. Голицына в Братовщине, который Полевой затем опубликовал в 39 томе журнала «Исторический вестник» за 1890 год. Статью в журнале, посвященную своей находке, писатель заканчивал такими словами: «Недурно было бы, конечно, если бы потомки князя Михаила Алексеевича вспомнили, взглянув на этот рисунок, о своем несчастном предке и позаботились об ограде для сего скромного надгробного памятника». К сожалению, пожелание не было услышано: камень над могилой князя-шута с тех пор пропал вовсе.