Балуев: я помню, когда невозможно было рассчитать время в пути от Подмосковья до столицы

Актер театра и кино Александр Балуев – один из самых востребованных в современном кинематографе. Мы его привыкли видеть в разных ролях, однако женщины его полюбили в первую очередь за созданные им характеры военных. Сегодня он примерил непривычную для себя роль штабс-капитана Соленого в новой картине режиссера Юрия Грымова «Три сестры: 120 лет спустя» по мотивам пьесы Чехова. О том, как проходили съемки фильма в подмосковном Звенигороде, почему Балуев считает своего героя циником и не любит американское кино, он рассказал корреспонденту «Подмосковье неделя».

- Александр Николаевич, в фильме Грымова «Три сестры: 120 лет спустя» вы играете штабс-капитана Соленого. Героя своего вы считаете современным собирательным образом цинизма. Почему?

- Я считаю, что это наиболее современный персонаж из всей пьесы Чехова. К тому же такого героя в моей кинобиографии не было. В этом персонаже я хочу передать цинизм нашего времени. Мы сегодня по всем каналам видим войну, смотрим за тем, как убивают людей, попивая чаек. Считаю это сверхцинизмом. Вот это и есть Соленый. Еще люди у нас всегда надеются на что-то вне зависимости от возраста. Я хочу сыграть про то, что у Соленого уже нет никакой надежды. Отжив свою жизнь, надо в этом признаться и не питать иллюзий. Да, жизнь, может, и не удалась или сложилась не так, как бы нам того хотелось. Но тратить драгоценное время на философствование… Нужно просто ощущать сегодняшний момент, которого может и не быть.

- Александр Николаевич, картину снимают в Звенигороде. Думаю, это не первое ваше знакомство с Московской областью…

- Так для справки вам, я живу в Подмосковье.

- Неожиданно. А где, если не секрет?

- В Одинцовском районе, у меня там свой дом. Рядом лес, пруд, в общем, есть все для того, чтобы расслабиться.

- И как обычно проводите свободное время у себя?

- Музыку слушаю, с собакой гуляю – у меня лабрадор. Шашлык жарю. Кстати, перед премьерой моего спектакля «Территории страсти» садился на мясную диету. Несколько недель ел только нежирное мясо без гарниров, приготовленное на пару или на гриле. Когда нет съемок, уезжаю к себе и пару дней из дома ни ногой. Стараюсь успокоиться, подумать. Мне даже уборка в этом доме в радость! До мытья пола, конечно, дело не доходит. А вот дорожки от прошлогодней листвы с удовольствием чищу.

- Кстати, почему Подмосковье? Казалось бы, с вашей известностью и успешностью вполне можно жить где-то в районе Тверской….

- Я всегда хотел жить в своем доме где-нибудь в Подмосковье. Здесь совершенно другой климат, да и потом есть возможность отдохнуть от изнурительного труда, подумать о чем-то своем, избавиться от суеты столичной.

- Следите за жизнью Одинцовского района? Он как-то меняется с годами?

- Конечно же, меняется. Я еще застал те времена, когда было практически невозможно рассчитать время от дома до столицы. Приходилось выезжать на съемочные площадки загодя, чтобы не опоздать. Сейчас, слава богу, сделали развязки, дороги как-то разгрузили, и передвигаться стало гораздо комфортнее.

- А огорчает что-то в сегодняшнем Подмосковье?

- Наверное, перечислять можно очень долго. Люди всегда найдут, к чему придраться, такова натура. Если говорить глобально… Мне, к примеру, не нравится, как мы относимся к своей земле. В некоторых странах Европы люди оберегают каждый клочок, потому что у них маленькие территории. Там ухаживают за лесами, высаживают кругом в городах зелень. Они умеют ценить то, что им дала природа и географическое расположение. Мы же, увы, из-за больших территорий и в силу своего менталитета пренебрегаем нашими богатствами. Я сейчас даже не уверен, что есть такая должность, как лесник, и человек, который действительно что-то делает для леса. Да и потом, если проехаться по Подмосковью, то можно увидеть, что очень много зеленых участков выкуплено, огорожено забором, да так и стоит бесхозными. А владельцы, скорее всего, живут в той же Европе. Это меня, конечно, огорчает.

- Вы окончили Школу-студию МХАТ, а чаще играете в кино. Нет тоски по театру?

- Ни в коем случае! В искусстве это - порок: будто мы должны быть крепостными театра. Театр - это непостоянство во всем, бродячие шуты, трагики, клоуны, Счастливцевы и Несчастливцевы. Артист - передвижник и не должен принадлежать МХАТу, «Ленкому», быть рабом: иначе он не имеет права выходить на сцену.

- Вы что-нибудь переносите из жизни в роли? Или наоборот?

- После «Спецназа» я пугал домашних попытками любой вопрос решить силой. Но когда вижу сценарии, где нет выстрелов, танков, БТР, а отношения мужчины и женщины - без пошлости, читаю с удовольствием. Как актер я скучаю по мужским проявлениям благородства и женским - слабости. В Школе-студии МХАТ я узнал людей целой эпохи: Софья Пилявская, Павел Массальский, Михаил Тарханов. Массальский был точно из ушедшего века, он из потрясающей, вымирающей породы. Мне не хватает таких людей. Я играл у Массальского тоже: когда он входил, все вставали, он раскланивался, в этом были театр, эпоха, стиль.

- Читал, что вам несколько лет назад Гай Ричи предложил сняться в картине, а вы отказались. Почему, если не секрет?

- Да, отказался. Гай Ричи предлагал роль в каком-то ремейке, уже даже не помню названия. Я почитал сценарий – история должна была получиться очень смешной. Но финансово проект показался мне невыгодным. К тому же я тогда был занят на съемках фильма Веры Глаголевой «Две женщины». Я вообще люблю сниматься в нашей стране больше, чем за границей. И смотрю в основном наши фильмы, американские картины не очень люблю. Еще раньше, в 2009-м, режиссер Флориан Хенкель фон Доннерсмарк предложил мне сыграть Реджинальда Шона – гангстера, у которого герой Джонни Деппа украл деньги. Когда я отказался, роль отдали Стивену Беркоффу. И хорошо, что я не согласился – фильм в результате получился, мягко скажем, не очень.

- Как вам кажется, почему у нас такая беда с качеством картин?

- Попытка массового оболванивания публики, конечно, имеет место. Людей просто отучают мыслить самостоятельно при помощи вот этих визуальных «ха-ха» и пластмассовых картинок, ничего общего не имеющих с жизнью. У меня иногда такое ощущение, что режиссер, приступающий к созданию фильма, как будто вообще никогда в жизни не смотрел ни одного другого фильма. Такое вот у него отрицание всего, что было прежде, и это называется собственным видением. Но ведь создавая что-то новое, нужно отказываться от каких-то традиций, которые ты очень хорошо знаешь. И тогда действительно получается новое видение, основанное на хорошем понимании классических традиций и осмысленного несогласия с ними. А когда этого пласта классических мерил нет, получается что-то лубочное и пустое. Но люди-то смотрят! Их ведь никто не заставляет смотреть такое кино. То же относится и к юмористическим передачам: на мой взгляд, это не просто не смешно, это пошло. Но публика заходится в хохоте. И я тогда задумываюсь – а может, в этом есть что-то, чего я просто не понимаю?

- Хотя, думаю, не все так плохо. К примеру, режиссер Андрей Звягинцев снимает интересное кино. Вы сыграли в его картине «Изгнание», где у вас очень интересная роль. Вы там играете воплощение всего темного, что сосредоточено в человеке.

- А это потому, что без темного нет светлого. Режиссер не ставил во главу угла одну из сторон, он уравновесил добро и зло и заставил зрителя самого выбирать, на чьей стороне печеньки. Поэтому «Изгнание» – это умно и талантливо. Согласитесь, зло – оно совсем не обязательно страшное, с бородавками и с топором в руках, в подъезде караулящее бабку. Зло разное, часто – невероятно обаятельное, гораздо притягательнее унылого добра. И только чрезмерно глупый и самоуверенный петух скажет о себе, что он всегда будет на стороне добра. Известный психологический парадокс, неоднократно доказанный: не зарекайся, неизвестно, как ты себя поведешь в экстремальных условиях. Я не знаю, остался бы я таким героем, каким меня хотят видеть все вокруг, включая меня самого, если бы меня посадили в концлагерь. Или если бы я или мои близкие голодали бы. Я понятия не имею, как бы я себя вел и на что был бы способен. Это ведь не зависит от количества прочитанных книг, любимых композиторов и воспитания. Весь этот налет, как и, увы, призрачное человеческое достоинство, пропадает, когда мы оказываемся в экстремальных условиях. Вот тогда и проявляется наша настоящая человеческая сущность – лучшая или худшая. Вот об этом Звягинцев и говорит во многих своих фильмах.

- Как проходит ваш день, если нет съемок?

- Если это обыкновенный день, то ничего особенного, правда. Единственная традиция, которая существует уже много лет и без чего я себя не мыслю, – я всегда начинаю свой день с кофе. Завтрак, кстати, не особо важен для меня, могу просто что-то перехватить, но кофе – это святой ритуал. Потом начинаются какие-то дела, надо куда-то ехать, что-то делать, поэтому после кофе я первым делом прихожу в ужас, осознавая, что надо выдвигаться из Подмосковья в город. Просчитав, сколько времени мне предстоит потерять в пробках, я тоскливо оглядываю дом и понимаю, как бы мне просто хотелось в нем остаться. А если все-таки ехать никуда не нужно, я много и охотно гуляю с собакой, счищаю снег с дорожек или листву, читаю что-то. Очень люблю такие простые человеческие радости.