Павел Журавлев: «Вдохновляет лес нашей полосы – болотный, темный, немного страшноватый»

Керамист из Щелково Павел Журавлев создает посуду по первобытной технологии дровяного обжига без использования электричества и глазурей. Стиль изделий Павла вдохновлен эстетикой русского леса и близок философии ваби-саби – красоте в несовершенстве. Свою керамику мастер назвал в честь исчезнувшего города Шерна, валы которого сохранились у подмосковной деревни Могутово. До недавнего времени мастерская Павла располагалась при усадьбе Гребенево, а сейчас мастер ищет новое место для устройства дровяной печи.

–Павел,каков был ваш путь к керамике такого стиля?

– Изначально мне хотелось делать что-то гармоничное с природой. Мне очень нравился лес, и я искал то, чем можно заниматься в сельской местности. Во-первых, мне близка концепция керамики, когда нет никакой логистики: когда берешь глину и дрова для обжига прямо там, где у тебя мастерская. Во-вторых, такое производство отвязано от какой-то индустрии и не вредит природе. Неглазурованная посуда дровяного обжига – это, по сути, просто обожженная земля. После утилизации она не отравляет окружающую среду, ее можно вторично использовать, например, вместо щебня.

Первую печь дровяного обжига я сложил в деревне на участке отца лет восемь назад. Потом я сделал печку побольше, и эта посуда стала хорошо продаваться за рубеж, в том числе в достаточно крупные магазины. Например, известный бренд в Париже «Мерси» делал у меня большой заказ посуды. Также я сотрудничал с магазинами в Австралии, Франции, США, Канаде.

Параллельно с этим я развивал направление керамики из неподготовленной, так называемой дикой глины. Такая глина не отмыта от камней и песка. С эстетической точки зрения мне нравилось то, что это смешение с камнями и песком, по сути, являлось структурой, которую вселенная соткала за миллиарды лет. В этом ее художественная ценность. С одной стороны, это несовершенство материала, с другой стороны – отражение действия вселенной.

Подобная посуда не такая функциональная, но имеет эстетическую ценность. Ее закупали многие зарубежные галереи. Например, у меня были выставки в Швейцарии, Мейсон Обже (Maison-Objet) в Париже, Миарт (Miart) в Милане. Также моя персональная выставка проходила на Миланской неделе дизайна.

–Что вас вдохновило на творчество?

– Во-первых, красота мест, в которых брал глину. Мне нравится лес нашей полосы – болотный, темный, немного страшноватый. Во-вторых, вдохновляла посуда раннего периода истории человечества, когда керамика только зарождалась. Первобытные изделия были гармоничны природе, создавались в своем темпе. В изделиях было много ритуальности. Я черпал вдохновение не из культуры, а из природы, но, несмотря на это, закончил Британскую школу дизайна (дизайн интерьера), ознакомился со всеми тенденциями в развитии истории искусства.

–Все изделия вы лепите вручную?

– Да, хотя я начинал с гончарного круга. У меня был механический гончарный круг, приводившийся в движение не электричеством, а ножной педалью. Изделия получались живыми, немного неровными, так как вращались на медленной скорости.

Переход от круга к ручной лепке произошел следующим образом. Я решил попробовать сделать посуду для реконструкторов, а именно керамику эпохи викингов. Я досконально изучил ее по экспонатам и результатам раскопок из музея Швеции. Создав достаточно аутентичные копии, я поехал на фестиваль реконструкции, однако сильно с этим ошибся. Я понял, что для реконструкторов составляющая истории и эстетики быта не так важна. В большей степени они сконцентрированы на сражениях, погружении в войну, боевых навыках.

В итоге на фестивале я ничего не продал. Только одна бабушка сжалилась надо мной и купила один горшок. Но мой труд не пропал, потом всю эту коллекцию посуды «викингов» скупили в США. Сам опыт ее создания мне многое дал, потому что я переработал большой материал, следуя музейным образцам.

Работал я и с другими музейными экспонатами. Например, в Историческом музее хранится большая коллекция первобытной посуды. Я даже переписывался с индейцем из резервации, где до сих пор сохраняют традицию керамики по древней доиндустриальной технологии. Интересно, что посуда везде примерно одинаковая, хотя культуры разные и между собой не пересекались. Позже в процессе лепки я понял в чем разгадка: если оптимизировать производство, то форма изделий построена на анатомии руки: по-другому просто не сделаешь.

– Для дровяного обжига нужна печь в сельской местности?

– Да, я хотел развивать это направление дальше, но нужно было место для дровяной печи. Ехать куда-то из города в лес я не мог, потому что у меня ребенок, семья. Я пытался найти место в Московской или Владимирской области, чтобы взять в аренду участок, но это оказалось сложно из-за бюрократических моментов.

В конечном итоге вышел на Андрея Ковалева, который как раз начинал заниматься восстановлением усадьбы Гребнево. Рядом с усадьбой я сделал навес, поставил печь и крутил посуду, занимался с детьми в летнее время. К сожалению, через время в администрации усадьбы решили сделать в этом месте стоянку, и мой проект уже не вписывался в общую концепцию.

Этим летом в парке Щелково была устроена Арт-веранда, где собралась целая команда мастеров. Там я проводил недорогие занятия с детьми за гончарным кругом. Мастер-классы в парке были достаточно востребованы. Жалко только, что нельзя было устроить печь, как было в Гребнево, чтобы дети могли посмотреть на сам процесс первобытного обжига.

В итоге, думаю, все-таки я перееду куда-то поближе к лесу в сельскую местность. В городе делать посуду на дровяном обжиге не очень удобно. Печь нужно делать или там, где нет жилья или в деревне, где люди постоянно живут, и дым для них привычен. В ближайших окрестностях в основном садовые товарищества, где нет печного отопления, поэтому с моей печью не избежать проблем с соседями.

–В чем главное отличие дровяного обжига от обжига в электрической печи?

– Главное отличие в необычном цвете изделий. При обжиге в электропечи посуда получает равномерный коричневый цвет – это оксид железа. При дровяном обжиге углерод, который находится в дереве, распределяется неравномерно: где-то попадает больше кислорода, где-то – больше углерода. Благодаря этому получается интересный декор. Изделия по-разному раскрашены сочетанием черного и коричневого.

–Подобный стиль близок направлению ваби-саби?

– Да, это именно и есть концепция ваби-саби – красоты в несовершенстве. Сейчас этот подход в тренде, потому что мы живем в обществе перепотребления. Ваби-саби предполагает аскетичность, минимализм. В прежнюю эпоху, когда не было машин и роботов, наоборот, больше ценилось совершенство. Мастер мог долго и кропотливо обтачивать и шлифовать одну вазу. Сейчас робот может то же самое сделать за секунду, поэтому такой подход потерял смысл.

Сделать нечто несовершенное, но при этом эстетичное, сложнее в каком-то смысле, чем совершенное и всем понятное. Легко сделать просто кривую уродливую вазу, но сложно создать ее при этом красивой.

–Где находится грань между объектом искусства и просто примитивной вещью?

– Если касаться современного искусства, то его нельзя рассматривать, как какие-то отдельные объекты. История искусств – это связь поколений, оно развивается, и художественные объекты находятся в преемственности. Их надо рассматривать в контексте определенной тенденции. Поэтому когда мы берем какой-то арт-объект, то должны знать историю искусств, чтобы понять, какое место он в ней занимает. Это больше обывательское представление, что все что угодно может считаться искусством.

Вышесказанное касается современного искусства, но мое творчество ближе к дизайну. Это объекты, которые эстетически приятны, красивы, несут в себе определенную концепцию. Сам объект – это вершина айсберга, а все остальное – это невидимое, что у тебя накопилось и хочется высказать. В этом смысле сложно обмануть. Твое внутреннее состояние и мироощущение будет четко отражено в изделии.

Глина особенно чутко воспринимает и движения, и стиль, и настроение, с которым ты работаешь. Есть более экспрессивные работы, в которые вкладываешь энергию, и через движение рук это фиксируется. Если же ты внутренне отрешен и холоден, вытачиваешь одинаковый узор, то и работа будет такая же холодная. В любом случае каждое изделие – это высказывание. Нужно понимать главное – с какой целью человек его сделал.

–Можно ли сформулировать словами эту цель?

– Не всегда. Слова для формулирования цели используются в литературных произведениях, в стихах. Попытка объяснять современное искусство, на мой взгляд, может отталкиваться только от истории искусства. Получается, что ты скорее ставишь определенные маяки, которые могут помочь человеку сориентироваться.

На самом деле лучше прямое восприятие: нравится ли тебе с этим объектом находиться рядом, какие он у тебя вызывает ощущения. Можно посмотреть на объект поверхностно, и иногда из-за вау-эффекта он может сильно подействовать. Но нужно смотреть глубже, оценить, насколько глубоко воздействие. Если тебя вещь не трогает, значит, не твое это. У моих изделий тоже есть своя аудитория – не всем они будут близки.

–Вы говорили, что много предметов шло на экспорт. Получается, что нашему человеку не привычна керамика в таком стиле?

– Эстетика ваби-саби действительно в нашей стране не так привычна. Такая простая посуда ассоциируется с деревней, а, к сожалению, у нас исторически, и до революции и после нее, деревня – это часто нищета и боль. У людей на генетическом уровне плохие ассоциации с крестьянской простой посудой. Я лично наблюдал, как одну бабушку задели мои горшки, она вспомнила что-то травмирующее, видимо, тяжелое детство в деревне. А если мы берем деревенскую жизнь во Франции, то там этот стиль, наоборот, очень любят.

Второй момент, что наше общество еще не до конца вошло в постиндустриальную стадию. Постиндустриальное общество предполагает, что для человека не является роскошью, например, хорошая стиральная машина. Твой мир уже привык к вещам, которые произвели роботы, поэтому ты «устал» от них, и тебе хочется чего-то, наоборот, несовершенного, сделанного руками.

Есть и еще один момент: на рынке США и Европы ручной труд изначально дороже ценится, поэтому, если ты что-то делаешь руками, то по стоимости это будет ближе к роскоши. К сожалению, в связи с последними событиями в мире, все усложнилось, цепочки поставок прервались.

–В строительстве печи на что ориентировались?

– На сам огонь. Так как я много работал с огнем, то представляю его природу, как он движется. В печи нет какой-то хитрой конструкции – это просто полукруглый свод из кирпичей. С одной стороны печь разбирается, туда закладывается керамика и потом собирается вновь.

–Почему выбрали такое название – Шерна?

– Был такой призрачный Шерна-городок под Фряново. Рядом с деревней Могутово сохранились остатки этого древнего домонгольского поселения: четко читаются валы, места, где были прорыты водные каналы, въездные ворота, где располагался таможенный пункт. Мне это место очень нравилось – это такой волшебный призрачный город.