Найк Борзов: мат был в моей семье частью языка

В этом году автору хитов «Лошадка», «Верхом на звезде» и «Три слова» исполняется 45 лет, 30 из которых он посвятил рок-н-роллу. Борзов продолжает выступать и записываться, а подводя под творчеством промежуточную черту, рассуждает об онанизме, героине и деде-матерщиннике.

ОНАНИЗМ, НО ПОЛЕЗНО

– У тебя в этом году двойной юбилей…

– Да, в этом году я отмечаю 45 лет большим юбилейным туром и начинаю совершенно новую историю в творчестве. Все эти даты для меня не имеют значения, но как повод собраться и повидаться с моими поклонниками в разных городах - чудесная идея.

– Задумывался, какой багаж ты накопил к этому возрасту?

– Всегда будут такие вещи, которые, как кажется тебе со временем, можно было бы сделать по-другому. Но я отношусь к этому как к опыту. Присутствует некая секвенсорность. Сотовая история времени позволяет выбирать другие варианты развития событий и совершать другие поступки в одинаковых ситуациях, в разные периоды времени. Поэтому багаж только копится и копится. Но я не думаю о багаже. Мне всегда интересно новое. А расстраиваться по поводу того, что ты что-то сделал не так, пошел не туда, свернул не там – это, как мне кажется, лишняя трата времени.

– Как будешь отмечать?

– Мне нравится играть концерты в день рождения. Что может быть лучше – совместить приятное с полезным. И помедитировать, и праздник отметить. Это круто!

– Коллег по цеху пригласишь?

– На сцене со мной будут мои чудесные музыканты, а на счет приглашенных звезд еще не решил. Посмотрим. У меня и дуэтов почти нет. Наверное, это похоже на онанизм, но тем не менее врачи говорят, что это полезно.

– Многие утверждают, что у известных музыкантов не может быть друзей, только коллеги. Это так?

– У меня были случаи, когда мы с некоторыми известными исполнителями при первом знакомстве вели себя как кошка с собакой. Ненавидели друг друга: «Пошел на х..!» – «Сам пошел..!» А потом, через какое-то время, мы начинали дружить и дружим до сих пор.

– У тебя, как и у многих музыкантов из 90-х, судьба не очень простая. Как удалось избежать глубокого погружения в алкоголь и наркотики?

– Того, что происходило вокруг, для меня было достаточно. Испытывать это на себе желания совершенно не возникало. Я жил в 90-е на улице, где через дорогу стоял ряд пятиэтажек, а в каждой из них минимум по одной точке по продаже героина. А напротив дома был киоск «Союзпечать», где тетушка торговала тем же героином из-под газет. У меня и одноклассники умирали, и музыканты, с которыми я играл.

– А никто и никогда не возмущался твоей песней «Лошадка», где ты упоминаешь слово «кокаин»?

– Постоянно возмущались. И до сих пор возмущаются. Хотя версий много было и даже без упоминания кокаина. Но песню запрещали. Запрещали крутить на радиостанциях. Увольняли людей, которые ставили в эфир по собственной инициативе. Но тем не менее песня хорошая и, несмотря ни на что, доскакала, довезла (смеется).

МИЛИЦИЯ КАК МУСОРКА

– Ты говорил, что организовал свою первую группу после того, как услышал Joy Division.

– Первая мысль, когда я услышал эту группу, была: «Почему у меня до сих пор нет своей группы? Ведь эти чуваки так плохо играют!» Но люди из какой-то фигни сделали забавную и интересную музыку. Уже через пару лет у меня образовалась группа «Инфекция». Панком, правда, я увлекся намного раньше. Нравились MC5, The Stooges, Ramones и Sex Pistols.

– На тебя произвела впечатление зарубежная группа. А из наших кто-то зацепил в юном возрасте?

– Да, были такие ребята. «ЗВУКИ Му», «Центр», «НИИ Косметики», «Братья по разуму», «Альянс», первые альбомы группы «Аквариум», Сергей Курехин и «Поп-механика». В раннем детстве – Людмила Зыкина со своими грустными песнями без музыкального сопровождения. Люблю классическую, академическую музыку. Еще мама постоянно водила меня на оперы, оперетты, оркестровые концерты. И любовь к этим жанрам у меня сохранилась до сих пор.

– Это правда, что именно мама благословила тебя на занятия музыкой?

– Скажем так: она никогда не была против и все время поддерживает меня. Она чудесная и очень сильная женщина. Она всегда чувствовала мои песни и говорила, что у меня это круто получается. Сейчас она продолжает это делать.

– А что за история, когда она просила тебя меньше материться, когда ты репетировал?

– Просто когда мы с группой «Инфекция» начали записываться с 1986 года у меня дома, она говорила: «Клевые вы ребята и песни прикольные, но вот только поменьше бы мата и совсем было бы хорошо!» А я отвечал, что она ничего не понимает (улыбается). Хотя у меня в семье никогда не было конфликта отцов и детей. Я мог уехать на месяц, приехать домой, а мне: «О, сынок, кушать будешь?» Даже не спрашивали, где я был. Живой, и отлично! А ведь тогда не было ни телефонов, ни интернета, но никто особо не волновался. У меня родители были немного фаталистичные: чему быть, того не миновать. Мат был в моей семье частью языка и никогда не запрещался. Но и культом это не было. Мой дед очень красиво ругался. У меня мат иногда проскакивает. И все, даже мой ребенок, понимают, что по-другому нельзя. Но когда вдруг я начинаю на нем говорить, моя дочь восклицает: «Пап, ну что ты!» Я тут же осекаюсь.

– Звездную болезнь ловил?

– Она возникла совершенно на ровном месте в середине 80-х. Я понимал, что реально крут. Круче многих популярных исполнителей. И это ощущение сохранилось до сих пор. А тогда я всем своим видом, со всем своим юношеским максимализмом показывал окружающим, насколько крут. Многих это забавляло, а многих бесило.

– Что переболел болезнью в юности, помогло, когда ты стал реально знаменитым?

– Когда это случилось и мои песни звучали из всех «утюгов», тогда я уже это воспринимал как что-то естественное и думал: «Ну круто! Это нормально!» Тогда я уже начал относиться к людям спокойно и терпимо. А вот раньше бывали случаи, когда меня забирали в милицию. Иду летом по дороге, мимо проезжает милицейская машина с открытыми окнами. Я, воспринимая ее как «мусорку», мог кинуть горящий бычок прямо в окно. У меня руки вечно были отбиты – постоянно менты охаживали меня своими резиновыми палками. Теперь я не так открыто реагирую, мне проще песню написать об этом.

– Обычно неформалы не ходили в восьмидесятые в армию. Косили, получали статью о психических заболеваниях. Как тебя занесло в ряды Вооруженных сил СССР?

– Я вообще пошел в армию позже года на два-три, нежели положено. Но не жалею нисколько. Было весело. Первые полгода меня каждые выходные отпускали домой – надо было съездить на радио, интервью дать. Альбом я тогда записывал. И молодые офицеры в части прониклись моей музыкой. Я там постоянно играл на гитаре. Дембеля плясали под «В будущем Луны». Я и на гауптвахту ездил с удовольствием, бывало и такое, потому что познакомился с парнем, который любил такую же музыку, как и я, он работал в столовой поваром. И когда он меня видел среди вновь прибывших, кричал: «А вот этого ко мне!» И я у него стругал маленькие щепочки для разжигания огня в печи. Он варил мне компот из сухофруктов. Мы слушали музыку, болтали, ходили гулять, спускались к зекам, которые сидели уже несколько лет, били у них «татухи». Я как-нибудь книжку напишу об этих веселых похождениях.

ВИКТОРИЯ НАЙКОВНА

– Ты много гастролировал. Отличается столичная публика от подмосковной?

– Может быть, раньше и отличалась. Сейчас мне кажется, все смешалось. Я родился в Подмосковье, в клубничном городе. Он был прямо на границе с Москвой, но сейчас его уже нет. Долгое время жил в Видном. Уехал оттуда в середине 90-х. Видновская, солнцевская и подольская группировки были одними из самых суровых. Да в принципе до сих пор такими и остались. У меня было несколько друзей предпринимателей, которые в один момент сказали: «Старик, тут тобой местные бандосы интересуются, как поставить тебя на охрану». И я, недолго думая, свалил. Стал жить у девушки. Желание возвращаться в Видное больше не возникало. И все мои друзья, с кем я там дружил, уехали оттуда. Да и сам город перестал быть маленьким и интимным. Теперь это спальный район. А мне не нравятся спальные районы. Хотя песни «Верхом на звезде» и «Последняя песня» написаны в Бирюлеве, где я когда-то тоже жил непродолжительное время.

– Ощущаешь себя человеком мегаполиса или больше селянином?

– Мне нравится и то, и то. Странно себя в чем-то ограничивать. Если это не вредит здоровью окружающих. Я жил в деревне несколько лет. Просто в какой-то момент хочется движняка, возможности выйти из дома и пойти попить вкусного кофе, с кем-то встретиться, потусовать, погулять по городу. Я люблю гулять по городам. Просто шляться без смысла, наблюдать. Смотришь – дом прикольный, тут же забиваешь в инете и узнаешь, кто его построил, его историю. А природа меня очень расслабляет. Отсутствие людей, шум океана, реки или горы, лес, поля, открытые пространства, где эхо есть. Моя музыка очень круто звучит на открытых пространствах. Она у меня и так атмосферная, а там она становится частью ландшафта. Поэтому я люблю играть концерты на открытых площадках.

– Сегодня ты не живешь со своей супругой, от которой у тебя дочь Вика. Ты часто видишься с ней?

– Мы в чудесных отношениях с бывшей супругой и вместе занимаемся дочерью. Несмотря на то что мы не смогли жить вместе, это не значит, что мы не можем нормально общаться. Плохие отношения родителей в первую очередь накладываются на ребенка. Он воспринимает это как модель своего будущего поведения. Это должно быть для родителей очень серьезным аргументом для того, чтобы не жить вместе и построить все так, чтобы никто не страдал. Иногда нужно наступить на яйца своим собственным амбициям и потребностям. А с дочкой стараюсь видеться как можно чаще.

– Как Вика учится в школе?

– Хорошо! Она получает от этого удовольствие. Ей нравится учиться, находить новое, интересное. Так сложилось, что ей все легко дается. Главное, чтобы она не ленилась. А лень – это основной двигатель как прогресса, так и деградации. Как она этим воспользуется, это зависит уже от нас, ее родителей.

– Она носит твою фамилию?

– Конечно.

– Все знают, кто ее папа?

– У нее отчество мое – Найковна.

– Отношение к ней учителей, одноклассников?

– Какие-то бонусы у нее присутствуют, наверное. Но они видят, какая она - не наглая, не пафосная. Пока ее не заметят, она может стоять в углу, как будто ее и нет. Поэтому учителя относятся к ней очень хорошо. Любят ее. Когда у нее возникают проблемы по непониманию каких-то моментов, она спрашивает, и ей с удовольствием помогают. У нее обычная, но хорошая районная гимназия № 1409. Там в основном молодые педагоги. Многие - носители языка. Есть несколько предметов на английском, также преподают французский и постоянно проходят какие-то интересные мероприятия для детей и с участием детей.

– Твою музыку слушает?

– Она любит слушать современную красивую поп-музыку. Многие песни из моих сольных альбомов ей очень нравятся. Недавно даже «Инфекцию» послушала. Посмеялась надо мной. Для нее папа, поющий матом, – смешной и веселый.