«Как объяснить младенцу, что его могут убить?»: воспоминания малолетних узников фашизма

Сегодня в Подмосковье живут почти 7800 бывших малолетних узников фашизма. В День памяти холокоста некоторые из них встречаются со школьниками и вспоминают, что они пережили. Не для того, чтобы напугать, а чтобы сохранить память о подвиге и стойкости русского народа. О том, как в три года понять, что плакать нельзя, а нужно бороться, послушал корреспондент «Подмосковье сегодня».

Лидия Слезкина, 83 года, Мытищи

«Овчарки разрывали детей на наших глазах»

Несмотря на говорящую фамилию, за время пребывания в концлагере в Белоруссии пятилетняя Лида Слезкина не проронила ни слезинки – было некогда. Она присматривала за годовалым братом и трехмесячной сестрой.

– Нас привезли из родной Калужской области в 1942 году в вагонах для свиней, – вспоминает Слезкина. – Помню, ехали в духоте, испражнялись стоя. Нас высадили в чистом поле, огороженном колючей проволокой. Бараки строили сами из снарядных ящиков. Взрослых стали угонять в поля на работы. В лагере оставались только дети. Те, что постарше, присматривали за младенцами. Если они плакали, сначала доставалось старшим прикладом по голове. Если успокоить не получалось, били маленьких или спускали на них собак. А как ты младенцу объяснишь, что его могут убить? Так и разрывали детей овчарки на наших глазах. За своих младших я все удары принимала на себя, до сих пор следы на затылке остались. Братика один раз не уберегла, ему отбили легкие сапогом, но он выжил.

Летом 1943 года семью Слезкиной неожиданно выкупил местный пан. Мама стала работать на хозяйстве, а Лида помогала по дому. Жить стало легче.

– Но потом оказалось, что пан был связан с партизанами, – рассказывает пенсионерка. – Его семью заживо разорвали на деревьях, а нас всех повели на расстрел. Помогли местные женщины: они выхватили детей из толпы и спрятали нас в лесу в кроличьих норах! Не представляете, какие они там большие. Мама тоже спаслась, она в тот момент работала в поле.

Смерть прошла совсем рядом и после освобождения лагеря.

– Наши пришли в 1944 году, – говорит Слезкина. – Поставили стол в центре лагеря и начали всех живых регистрировать. Мы стояли в очереди. И прямо в этот стол прилетает снаряд. Столько народу погибло... Остальные разбежались. До своей деревни шли два месяца пешком. Пришли, а там одни печки стоят. Так в них и жили.

Валерий Поздняков, 80 лет, Химки

«Мальчик просился к маме, а его повесили»

Земляк Лидии Слезкиной встретил войну трехлетним мальчишкой. Тогда в деревне за ним и еще десятком детей присматривала только бабушка.

– Район еще не был оккупирован, и мама уехала навестить отца в Подмосковье в госпиталь, – вспоминает он. – У нас ночевали по 10–15 человек каждую ночь. Потом осознал, что это наши отступали.

Немцы пришли в октябре 41-го. Параллельно в лесах начали успешно действовать партизаны. В связях с ними подозревали всех местных жителей, даже детей.

– В селе стояла огромная липа, на ней всех вешали, – рассказывает ветеран. – Один раз хотели казнить бабушку. Все дети ухватились за подол и начали рыдать навзрыд. Подошел старший офицер и отпустил ее. Это было чудо! Помню, из леса пригнали двух пацанов. Одному 14 лет, второй чуть старше меня. Все кричал: «Мамочка, мамочка!» А его повесили.

В декабре 41-го район освободили партизаны. Советская власть на границе Калужской и Брянской областей продержалась до лета 42-го, когда немцы отбили эти земли.

– Мужчин и подростков расстреливали, – говорит Поздняков. – За деревней в лесок нельзя было войти из-за горы трупов. Женщин и детей повезли в лагеря. Нас всех оставили в Брянске в переселенческом лагере № 142. Он был без особого режима, даже отпускали за территорию милостыню собирать.

В конце лета 43-го к Брянску подошла Красная армия. Немцы стали отступать и брали с собой пленных для прикрытия.

– Шли на запад, – продолжает Валерий. – Немцы по дороге, мы по обочине, чтобы из леса не начали стрелять. Потом налетела наша авиация. Я к четырем годам уже много чего видел, но тогда испугался больше всего. Все взрывается, все бегут – немцы, женщины, дети... Скрылись в леске и лежали там часа два, а потом вышли – немцев нет. Развернулись и пошли домой.

Каким-то чудом бабушке Позднякова удалось сохранить жизнь всем детям, а в 1945 году в село вернулась и мать. Оказалось, что ее отправили в Таджикистан работать учителем.

Татьяна Фомина, 83 года, Пушкино

«Под потолком летали черти»

Татьяна Фомина – одна из 180 подмосковных детей, которые находились в печально известном Освенциме на момент его освобождения. Девочка провела здесь полтора года.

– Два года войны мы жили в оккупированной Белоруссии, – вспоминает она. – В 43-м немцы начали уходить, они сжигали и убивали без разбора. На моих глазах сожгли папу и еще 260 человек в сарае. Мне было пять лет.

Женщин и детей на поездах повезли в лагерь смерти, где Татьяна потеряла маму.

– Сначала двух глухонемых детей сожгли у старшей сестры, – рассказывает Фомина. – Потом пропала мама. Говорили, что она заболела и умерла. Я не верю. Детей моего возраста оставляли в живых как доноров. Сам доктор Менгеле ставил опыты. Из некоторых кровь выкачивал полностью.

Ветеран не помнит, как освобождали Освенцим, она была слишком слаба. Девочка пришла в себя только в конце марта, когда выживших детей привезли в Москву.

– Помню Новый год в лагере. Немцы даже какое-то представление для детей устраивали… Сказку. Помню, черти под потолком летали.