Дмитрий Соколов: «Топорное зодчество – это ожившая история»

Плотник и реставратор Дмитрий Александрович Соколов с 1985 года изучает русское деревянное зодчество и памятники русского севера. В 2008 году в селе Воздвиженское Сергиево-Посадского района Дмитрий Александрович поставил подлинную северную курную избу. Курной избой называли жилище, которое топили по-черному, без трубы для отвода дыма. Вокруг этого памятника деревянного зодчества образовался клуб любителей плотницкого искусства, участники которого собираются каждую субботу.

– Расскажите о курной избе в Воздвиженском. Откуда она прибыла в Подмосковье?

– Избе примерно 130 лет, ее сделали в 1890-е годы на севере России. Это рядовая крестьянская изба. В Каргопольском районе Архангельской области есть село Халуй, где курные избы сохранились до нашего времени. Больше их практически нигде не осталось. Избы стоят там в разной степени сохранности. Есть музейная изба в прекрасном состоянии. Я купил курную избу в Халуе перед тем, как хозяева собирались распилить ее на дрова. У избы проломилась крыша, а весь левый угол полностью сгнил.

Я разобрал избу по бревнам и перевез в Подмосковье, чтобы восстановить, как важный культурный объект. После реставрации мы поставили ее в Воздвиженском, чтобы показать московскому люду, откуда растут его корни. Все мы вышли из курных изб. Москвичи и жители Подмосковья в равной степени стали далеки от собственной культуры и плохо представляют, как жили их предки.

– А на территории Подмосковья раньше имелись такие же курные избы?

– Повсюду крестьяне жили в подобных домах, только в отличие от севера России в нашем регионе строили не трехъярусные, а двухъярусные дворы. Двором раньше называли не территорию, а единую постройку под общей крышей. Изначально двором была площадка рядом с домом, а потом ее стали накрывать крышей и сводить под нее все остальные хозяйственные постройки.

Ярусы – это фактически этажи. Северная изба была трехъярусная, потому что на севере зимой было больше снега, чем в нашей полосе. Изба располагалась на «подызбье», поэтому жилое помещение находится на втором этаже. Наша изба в Воздвиженском трехъярусная с «подызбьем».

– Как люди жили в курных избах? Во время черной топки все внутри было в дыму?

– Да, действительно, весь верх в избе был закопченным: все, что выше воронцов было в дыму. При этом потолок имел высоту порядка трех метров от пола, поэтому нижняя часть избы оставалась чистая. На уровне воронцов в курных избах имеется дымоволок, а за дымоволоком есть вытяжка в виде деревянной трубы. Возникает тяга, и весь дым выходит наружу через эту трубу. Так что люди не жили в клубах дыма.

Дым в избе выполнял две функции. Во-первых, он хорошо сохранял тепло. В современном камине все тепло выходит наружу. Вы греетесь пока сидите у огня, но сам камин не прогревается, потому что продукты сгорания и тепло вместе с дымом сразу выходят наружу. В черной печи дым остается в помещении и продолжает отдавать тепло поверхности потолка и верхним частям стен. Через деревянную трубу наружу выходит уже остывший дым, который все отдал избе. У такой топки высокое КПД, если говорить с точки зрения современных представлений. От процесса горения забирается максимальное количество тепла.

Вторая функция дыма в помещении – это антисептирование. Если бы наши предки не жили в курных избах, то, может быть, нас с вами сейчас не было. Вспомните, что в Европе свирепствовали страшные эпидемии, которые уносили жизни чуть ли не девяти десятых населения. Мы таких бедствий не знали, потому что в помещениях происходило постоянное антисептирование дымом. В нашей стране климат суровее, чем в Европе, поэтому мы могли бы и не выжить, если бы к долгим холодным зимам прибавились эпидемии. Вряд ли наши предки осознавали это полезное свойство дыма, но так получилось.

–До каких пор существовали курные избы? Вашей избе 130 лет, значит, на севере их использовали до конца XIXвека?

– Курные избы на севере использовались вплоть до 1950-х годов, а потом последние из них переделали в белые. Сами постройки остались, но хозяева изменили способ отопления на современный. Курные избы так долго продержались, потому что русский север – это «консервная банка» культуры, где сохранились давно исчезнувшие в других регионах вещи. На севере не было активного экономического оборота, и люди меньше приезжали туда из других регионов. Местные тоже редко уезжали, потому что до ближайшего центра Петербурга нужно преодолеть до 600 километров.

–Вы планируете открыть в Воздвиженском музей?

– После восстановления курной избы постепенно наши задачи расширились. Пока внутри избы еще нет интерьера, поэтому мы оборудовали в ней столярную мастерскую. Наш клуб называется «Плотницкий двор – новое старое». Хотим привлекать людей к топорному зодчеству и передавать традиционные плотницкие навыки.

У нас есть две формы общения с людьми: платная и бесплатная. В клуб может бесплатно попасть любой желающий. Если человек приезжает в Воздвиженское по субботам, то автоматически становится членом клуба. Каждую субботу мы занимаемся теми или иными плотницкими делами. Иногда нам помогают наши друзья из мотоклуба «Русичи». Дополнительное целенаправленное обучение плотницкому делу происходит за плату.

Практически каждый год мы ведем те или иные консервационные или реставрационные работы на русском севере. Мы ездим на север на пару недель, на один или на два месяца и трудимся на памятниках архитектуры. В основном это заброшенные деревянные храмы и часовни. Два года подряд, например, мы целиком реставрировали Георгиевскую часовню на реке Сюма в деревне Ермолинская Архангельской области.

В этом году наш клуб едет в республику Коми. Работы у нас фактически не будет, потому что мы собираемся найти и купить старый амбар, чтобы привезти в Воздвиженское. Ни я, ни мои друзья еще не бывали в этих местах, поэтому планируется чисто познавательная поездка. Будем ездить вдоль рек на машинах по деревням и смотреть, что там сохранилось достойного внимания.

–В поездках на север вам удавалось встречать старых мастеров, которые сохранили традиционные плотницкие приемы?

– Нет, таких стариков не встречали. В деле восстановления приемов важные шаги сделал известный реставратор Александр Владимирович Попов. Он реконструировал топор XVIII века и технологию работы с этим инструментом. Со стариками и людьми постарше мы, конечно, общались, работая на севере. Какие-то мелочи в профессиональной строительной и реставрационной области мы почерпнули от них, но гораздо больше взяли в области житейской. Я имею в виду базовые человеческие представления о том, что хорошо, а что плохо.

–Вы сказали, что задача клуба – передача традиционных плотницких навыков другим. А какие преимущества имеет старинная технология строительства?

– Современное строительство и старинное зодчество – это совершенно разные вещи. Отличаются и материалы, и рабочие навыки. Если сравнивать с каркасными домами или с домами, которые строят дешевые фирмы из сырого и кривого бруса, то, конечно, топорное зодчество имеет колоссальное техническое преимущество и несравнимый уровень качества. Если говорить о дорогом современном строительстве, то оно тоже вполне качественное. В этом случае традиционные плотницкие приемы едва ли имеют технологические преимущества перед современными.

Главное – это не технические преимущества, а ощущение родства с прошлым и предками и оживающей истории. Современный человек нуждается в этом. В топорном зодчестве мастер с помощью топора создает форму, поэтому оно сродни скорее скульптуре, чем простому строительству. Мастер получает радость от общения с деревом и от общения с людьми, без помощи которых не обойтись. Человек, который прожил всю жизнь в обычной городской среде, даже не представляет себе, как много он потерял, не имея связи с народной культурой. Плотницкое дело – это способ наладить связь с этой культурой, хотя и не единственный.

–К вам приходят учиться плотницкому делу городские жители. Всем ли удается освоить навыки строительства?

– Удается далеко не всем. У одних есть заложенные склонности, которые здесь раскрываются, а у других нет. Для плотницкой работы нужны люди «рукастые», активные, энергичные. В деревне всегда ценились бойкие люди, а не рохли, которые все время сидят без дела. Если человек говорит громко и отчетливо и не усложняет фразы, хорошо и энергично кушает, значит и работает здорово. Об этом говорили нам старики на севере. В основном городские жители другого склада. Говорят сложно и заумно, у них все наоборот.

–А вы сами из городской среды?

– Да, конечно. В 22 года я переживал кризис: не знал, ни зачем живу, ни для чего. В 1983 году прозвучал призыв по радио идти добровольно работать на памятниках культуры. Я пошел по этому призыву в Донской монастырь и обнаружил среду людей, которая неожиданно оказалась мне близка и понятна. Меня поразило, что люди добровольно и по собственной инициативе пришли что-то делать. В советское время я привык к тому, что люди добровольно уже нигде и ничего не делали. На работе трудятся за деньги, а на субботники идут по указке. Есть люди эгоистического склада замкнутые исключительно на себе, а есть люди совершенно другие – «мирские». Мирские в значении мира, общества или общины. Такие люди и сегодня встречаются. С этого момента началось мое обращение к деревенской культуре. Хотя до этого я уже читал книги писателей-деревенщиков: Белова, Залыгина и других.

Сегодня работа и общение стали разделены: работают люди ради денег, а общение происходит в своем кругу вне работы. Возникло раздвоение, из-за которого людям нравится одно, но они вынуждены заниматься на работе другим. Я вместе с единомышленниками делаю попытку соединить эти две вещи.

– Почему местом для курной избы вы выбрали именно село Воздвиженское?

– Получилось случайно, а может и божественным соизволением. Сначала изба лежала в разобранном виде в колледже, где я преподавал. Мы потихоньку реставрировали отдельные части бревен. Я живу в районе Раменского, поэтому искал место для курной избы к юго-востоку от Москвы. Мне предлагали в том районе несколько мест, но в итоге все сорвалось. Я понял, что не надо торопиться, а стоит подождать.

Каждый год я ездил отмечать день Александра Свирского в Каргополье в первый храм, который мы реставрировали еще в 1980-е годы. Однажды с общим знакомым туда приехал отец Андрей – настоятель церкви в селе Воздвиженское. Выяснилось, что заочно мы уже были знакомы, потому что я делал кресты для его храма в начале девяностых годов. Батюшка узнал, что у меня в Москве в разобранном виде лежит курная изба, и предложил собрать ее и поставить рядом с Воздвиженским храмом на Ярославском шоссе. На обратной дороге из Каргополья мы заехали в Воздвиженское посмотреть место. Сначала здесь мне не очень понравилось, потому что после севера московские места не радуют. В конце сентября отец Андрей пригласил меня на храмовый праздник в Воздвиженское, и на этот раз после Москвы мне уже понравилось. С тех пор мы начали заниматься плотницким делом в Воздвиженском.