Евгений Глызь: «Черневская игрушка – это исторический экскурс Красногорья»

Евгений Глызь – художник из Красногорска, пишущий в направлении авангарда и наивной живописи, и автор «Черневской игрушки». «Черневская игрушка», по словам Евгения, является проектом-ностальгией, в котором через миниатюру из фанеры и дерева, а также путем образных сценок, реконструируется ушедший в историю быт и увлечения жителей Красногорска и соседней деревни Чернево. Отправной точкой для сюжетов ретро-игрушек стал 1940 год, когда был основан город.

–Расскажите о придуманной вами «Черневской игрушке». Почему ее можно назвать «наивной»?

– Черневская игрушка – это своеобразный городской фольклор. Около пяти лет назад я заинтересовался деревом, а конкретно этот проект существует уже почти четыре года. Если говорить коротко, то я «полунаивный» художник с отклонением в авангард. Думаю, что в деле любого художника и творца, в каком бы жанре он ни выступал и что бы ни делал, есть разные периоды. Я начинал как самодеятельный художник, и постоянно занимался самообразованием. Так сложилось, что у меня не было учителя. Образцами для меня служили работы ушедших мастеров, а кое-чему научился благодаря интернету.

Мастера наива считают, что художнику этого направления не надо знать искусство и технику, а нужно творить прямо из души. Классический наивный художник, как правило, знает только свой регион и свой быт, и именно этим он ценен. Я, конечно, художник немного другого плана. Все-таки я немного городской, поэтому знаком с искусством, мастерами и интернетом.

–Почему вы дали «Черневской игрушке» именно такую форму? Например, почему одна сторона фигурки разноцветная, а другая зеленая?

– Я заимствовал этот прием из существовавшей когда-то традиции сундучного ремесла. Многие старые сундуки сверху помпезные и раскрашенные, а внутри либо монохромные, со слегка приглушенными цветами, либо выполненные в два цвета. Внутреннее украшение сундуков делалось по-разному в зависимости от региона. Некоторые обивали изнутри, а некоторые подчеркивали некое сакральное значение сундука. Можно вспомнить древние гробницы вроде могилы Тутанхамона. Они тоже с внешней стороны цветные, а внутри графические и монохромные. Я недавно посетил музей народной игрушки в Сергиевом Посаде и там тоже обнаружил подобное плоскостное изображение игрушки без резьбы и без особенных украшений. Не знаю, каким инструментом резали подобные игрушки в старину, но я пользуюсь электролобзиком. Подобные вещи в настоящее время выполняют обычно с помощью лазерной резки, но мне важно оставить элемент ручной работы при создании игрушек.

–Ваши фигурки намеренно немножко шероховатые?

– Я для себя решил, что не буду покрывать изделия грунтовкой, поэтому рисую прямо по дереву. В давние времена ремесленники, естественно, не грунтовали свои игрушки, хотя, справедливости ради отмечу, что некоторые Сергиево-Посадские образцы, которые мне приходилось видеть в музее, имели грунт, несмотря на то, что были выполнены маховой резьбой.

– Правильно ли я понимаю, что ваша задача состоит в том, чтобы создать коллекцию образов старого быта Чернево и Красногорска?

– На самом деле игрушки у меня очень разные. Фигурки плоскостного плана на фанере посвящены историческому экскурсу к началу Красногорска. Про историю деревни Чернево я рассказываю не так много, потому что не хочу глубоко погружаться в древние времена. Я жил в определенную эпоху и, наверное, доложен отразить, прежде всего, то, что я видел, что знаю, и, что составляет мой личный опыт. Мне кажется, что сейчас события развиваются слишком стремительно. Я бы сравнил это с медийным пространством, где, сегодня новость актуальна, а завтра или через три дня уже никому не интересна или рассматривается в совершенно новом контексте. Мне захотелось создать какую-то устойчивую почву, как-то зафиксировать то, что было в мое время в Красногорске и округе в виде такой фольклорной игрушки.

Если взять, например, богородскую игрушку, то она питалась еще старыми дореволюционными традициями, но все равно имела советский уклон. Источником первоначальной богородской игрушки была маховая резьба, используя которую мастер буквально за пятнадцать или двадцать минут создавал фигурку. В советские же годы решили, что нужно, чтобы фигура была законченным скульптурным произведением. Если посмотреть на такие игрушки, то они полностью отшлифованные, а потом мастер еще режет полоски в два миллиметра, и в итоге игрушка выходит вся испещренной бороздками. Получается уже не народная игрушка, а деревянная скульптура в виде народной маховой игрушки. Естественно, эта скульптура стоит восемь-десять тысяч. В такие игрушки народ играть не будет.

Проблема еще и в том, что в народной игрушке должен отражаться некий душевный порыв. Если посмотреть работы замечательно мастера Николая Антишина, то сразу заметно отличие. У него не богородская игрушка, а сергиево-посадская маховая резьба, потому что истоки первой находятся именно там. Деревянная игрушка тем и хороша, что она создается на одном дыхании. Как чувствует в данный момент мастер, так он и вырежет тот или иной образ. Сегодня фигурка может получиться так, а завтра уже иначе. Современная богородская резьба в этом смысле проигрывает. Конечно, могут быть нюансы, но по большей части незначительные. В маховой технике больше дыхания. Есть и мастеровитость, но к ней нужно дольше идти и она другая, она от народа.

–Ваша «Черневская игрушка» тоже ведь не игрушка в прямом смысле слова, а скорее фигурка, чтобы поставить на полку?

– Черневская игрушка – это, как я говорил, исторический экскурс. Конечно, если посмотреть на истоки игрушки, то ее первоначальный смысл был иной. Отличалась по замыслу она и от обыкновенной современной игрушки. Народные игрушки – это те самые безликие и безглазые фигурки-бабы. В старину они предназначались для того, чтобы ввести человека в общество и пояснить ему на примере куклы социальные правила поведения. Воображение ребенка само достраивало образ игрушки, развивая его в том или ином направлении. Можно провести аналогию с четками. Там на косточки наговаривались псалмы и разные молитвы, а здесь преподносились разные социальные правила в образе довольно абстрактной куклы. Сегодня кукла должна быть понятна, иметь свои нюансы, привлекательный цвет. Кукла может быть, например, только Барби и не более того. Ее внешний вид и одежда совершенно определенного характера. Тем не менее, более душевной является та игрушка, которой можно самому навязать понимание мира.

–Вы также как и мастера прошлого стараетесь на одном дыхании создавать образы или тщательно продумываете их?

– У меня уже немалый опыт. Я начал рисовать и интересоваться искусством с 1990 года, поэтому нарисовать или сделать набросок для меня не составляет труда. Растягивать процесс творчества, скажем, на полгода в наше время нереально, сегодня все должно быть быстро. Мне очень хочется создать коллекцию, которая отражала бы спектр жизни определенного исторического этапа. Город Красногорск и деревня Чернево взаимно влияли друг на друга, что-то привносилось в городской быт из деревни, а где-то, наоборот, город влиял на деревню. Интересно отразить и этот контраст. К сожалению, этот быт очень быстро на моих глазах ушел в историю. В игрушке хотелось бы его сохранить.

–Много лисюжетов вы находите для «Черневской игрушки»? Это какие-то собирательные образы или конкретные личности?

– На данный момент есть образы всеобъемлющие, например, оптик, который сидит на сборке. Я какое-то время работал на Красногорском заводе, поэтому видел это своими глазами. Есть образ катающегося с Черневской горки на так называемом скачке. Наверное, все у нас катались зимой на скачке. Одни делали эти приспособления своими руками, а другие мастерили их на заводе, и получались серьезные вещи. Другой образ – читатель «Красногорских вестей». Местной газете исполнилось двадцать пять лет, но своя газета была в городе и раньше. Я помню, что все будущие журналисты, которые потом уезжали учиться в Москву, побывали в этой газете юнкорами. Образ футболиста тоже очень созвучен Красногорску моего времени. Не знаю, как сейчас, а в мои годы у нас был очень спортивный город. Каждый парень состоял в какой-либо спортивной секции, а я, например, ходил на баскетбол.

Я перечислил некоторые сборные образы, но есть задумки запечатлеть и конкретных людей. Может быть, это будет начальник цеха, где я работал, или те люди, с кем я соприкасался. У меня уже есть фигурка лесника, прообразом которого послужил реальный человек – фотограф в третьем поколении Владимир Сошников. Он знает о фотографии все и может неделями рассказывать про это мастерство. Кстати, Красногорск славился своим механическим заводом, где производилась кинокамера «Красногорск-3» и огромное количество военной оптики. У нас можно было ткнуть пальцем в человека на улице и быть уверенным, что попал на фотолюбителя. Фотоаппараты были почти поголовным увлечением.

–Почему вы заинтересовались именно наивным искусством?

– Думаю, что меня «испортила» армия. Я ушел в армию в годы перестройки, когда к нам внезапно хлынуло много нового. Я служил в роте охраны в Загорске-15. Естественно, что в бессонные ночи, когда спать нельзя, все время о чем-то думаешь, читаешь газеты. Родители или друзья привозили «Огоньки», которые зачитывались до дыр. Эпоха перемен дала толчок развиваться в этом направлении. Примерно в это же время родители одного из моих сослуживцев, родственник которых был капитаном дальнего плавания, привезли каталог музея «Метрополитен» из Америки. Я тогда ничего подобного не видел и не знал. Неожиданно я увидел импрессионизм, Моне, Эдгара, Ванн Гога. Такое буйство красок в те времена стало для меня открытием, учитывая, что я всегда был неравнодушен к изобразительному искусству.

–Вы сказали, что вы самодеятельный художник. Вам это мешает в профессиональной деятельности?

– Недавно прошла моя персональная выставка в Музее наивного искусства в Новогиреево в Москве, а после нее я подал заявку на фестиваль наивного искусства, который прошел на Петровке 25. Там была представлена одна моя работа 2001 года. Она отражала заключительный период того, чем я занимался с 1990-х годов. Потом жизненные обстоятельства изменились, в связи с тем, что я женился и появился ребенок, и у меня стало меньше времени и возможностей для творчества. Я перешел на меньшие форматы, начал использовать акрил вместо масла, то есть пришел к тому, что делаю сейчас.

Я не совсем профессиональный художник, хотя работаю дизайнером. Дизайн немножко подтянул мои навыки. Я уверен, что работы были бы другими, если бы не это. Я никогда особо не лез в среду профессионалов. Один раз только как-то пришел в галерею со своими работами, и мне сразу сказали, что я не вписываюсь в формат. Понятно, что с точки зрения техники в моих работах много неграмотных моментов, и в «Черневской игрушке» наверняка тоже. Мой проект народного жанра, я сам человек из народа, и, наверное, так должно остаться. Большинство тех кулибиных, которые что-то изобретали, не имели специального образования. Пускай это будет моим кулибинским проектом.