Илья Лебедев: «Кованые вещи отражают все грани человеческого бытия»

Семь лет назад в Коломне появился частный музей изделий кузнечного мастерства «Кузнечная слобода». Собрание музея состоит преимущественно из кованых предметов разных эпох, найденных в разных уголках страны руководителем кузнечной мастерской «Лик» Ильей Георгиевичем Лебедевым. Коломенский мастер и коллекционер расскажет в интервью о корабельных якорях, надкупольных крестах, оружии и орудиях крестьянского труда и многих других уникальных вещах, возраст которых насчитывает иногда несколько сотен лет.

– Правда ли, что в вашем музее собрано около семи тысяч предметов?

– Это старые цифры. На самом деле, сложно назвать точное количество экспонатов, но я думаю, что их где-то в районе десяти тысяч. Наш музей состоит из двух частей. Во дворе расположилась летняя экспозиция, где представлено примерно четыре тысячи предметов, а основная коллекция находится в доме на втором этаже. В летней части музея можно увидеть предметы разных народных ремесел, потому что они часто шли в связке с коваными изделиями. Кроме того, здесь стоят тяжелые и габаритные экспонаты, которые сложно поднять наверх в основной зал.

Существенно пополнить коллекцию, пожалуй, уже нельзя, потому что практически все уже собрано. В собранных экспонатах отражена абсолютно любая грань человеческого бытия разных эпох. Самому древнему кусочку железа, который есть у нас в музее, археологи дают возраст в две тысячи лет, а самые поздние по времени экспонаты датируются серединой двадцатого столетия. Очень многие предметы имеют свою историю. Почти все вещи – это мои находки, хотя, безусловно, какая-то их часть была куплена или принята в дар от людей.

– Какие предметы в кузнечном деле считались самыми сложными для изготовления?

– Пожалуй, верхом кузнечного мастерства считалось изготовление корабельных якорей. Дело в том, что до середины XIX века металлурги в принципе не могли получить большой кусок железа. Для изготовления крупного изделия вроде якоря кузнецу надо было сваривать массив железа из мелких деталей. В отсутствии газовой и электросварки сделать это было очень тяжело. Есть описание середины XIX века, как целый уральский завод выковывал один трехтонный якорь больше года. Самый старый якорь в коллекции относится примерно к XV-XVI векам. Он был найден в Кронштадте. Поскольку он несколько столетий пролежал в морской воде, морская соль разъела металл, и стыки сваренных деталей стали хорошо видны.

Якоря – это вообще отдельная большая история. Изобретение якоря многие ставят наравне с изобретением колеса, а я бы поставил даже выше. Считается, что после изобретения колеса начался технический прогресс, но в древние времена, когда дорог особо не было, даже на колесах нельзя было поехать дальше своей деревни. С якорем уже можно было плавать в гости достаточно далеко. Без якоря не одно судно не способно плыть. На большой воде первый серьезный ветер вынесет корабль или в открытое море или на камни.

– Расскажите о кованом оружии в вашей коллекции.

– У нас есть маленький топорик, который, скорее всего, принадлежал княжескому сыну. Он был сделан в промежутке XII-XVI веков, а нашли его в Новгороде. Есть целый ряд гораздо более древних мечей, которые относятся к X веку и ранее. Они были найдены в еще дохристианских и даже дославянских могилах в свернутом виде. В те времена сабля стоила очень дорого: за нее можно было выменять целый табун лошадей. Вместе с тем, существовал обычай класть в могилу воина его оружие. Так как был большой соблазн у бедных родственников похитить меч, придумали специальный обряд, в ходе которого меч нагревали, ломали и только в таком виде клали в могилу.

Есть интересный серп, который подвешен за колечко. Скорее всего, мастер, делая серп, имел перед глазами какой-то аналог с колечком. Этот элемент встречался только у боевого оружия, поэтому «прародителем» этого серпа был, вероятно, складной нож для ближнего боя. Такие ножи подвешивали за колечко к поясу мужчины у древних кочевых племен. Что касается орудий по сборке урожая, то у нас представлены все возможные инструменты. Есть, например, лопаты петровской эпохи, которые делали с подножкой, деревянные лопаты и косы-горбуши. Одна коса-горбуша была переделана потом в косу-литовку. Это говорит о большой древности вещи, потому что коса-литовка стала появляться на Руси только при Иване Грозном. В нашем музее также собрано много подков. Есть одна огромных размеров подкова, которую все принимают за сувенир. На самом деле, это реальная подкова для огромного коня, которую нашли у нас на кирпичном заводе.

– Откуда пошла примета, что найденная подкова приносит счастье?

– Я думаю, это идет от дороговизны железа. Чтобы сделать кусочек железа, нужно было найти руду в болоте, осушить водоем, выложить породу и прожечь ее от корешков и земли. Кроме того, нужно было приготовить огромное количество древесного угля. Я не говорю про XV век и более ранние времена, даже в XIX веке, когда еще не были придуманы мартеновские печи, получение одной тонны железа требовало сто двадцать тонн дерева, то есть примерно три вагона леса. Одна тонна железа это не такой уж большой кусок – метр на метр и толщиной двенадцать сантиметров. Добыча железа была колоссальным трудом, поэтому железные изделия просто так на дороге не валялись, а найти, например, подкову, действительно было большой удачей.

Одна из причин, почему появляются люди, отрицающие Куликовскую битву и другие сражения, связана с тем, что на местах боев ничего не было найдено археологами. Такие люди, мягко говоря, лукавят, потому что в летописи четко говорится, что Дмитрий Донской не ушел с поля пока не похоронил всех убитых, включая врагов, чтобы не осквернять русской земли. Хоронили практически голыми: у павших забирали абсолютно все оружие и доспехи, кроме каких-то мелочей. Кстати, есть и у меня колечки и мелкие железки с Куликова поля, которые привез мне в подарок директор местного музея.

– Из железа в старину делали только практичные вещи?

– Нет, делали и битки для забав, например, игры в бабки, а также обереги. Если бы известная легенда о смерти царевича Дмитрия в Угличе была правдой, то мальчик должен был не зарезаться ножичком, а убиться специальной железной шпилькой для игры. Что касается оберегов, то в старину под углы новой избы клали так называемые закладные яйца. Это были плоские куски железа овальной формы. Яйцо считалось символом вечной жизни и вселенной, на них наносили также кресты или солярные знаки. Такие обереги были распространены в основном в Поонежье, потому что там железо добывали еще с незапамятных времен. Потом этот обычай пришел в наши края и трансформировался в поверье класть под угол нового дома монету.

Кстати, различные религиозные символы часто можно найти и на бытовых предметах. Например, на петлях и скобах для ворот и дверей, которых у меня более трехсот штук, есть нанесенные языческие или христианские знаки. Я не устаю поражаться, настолько человек умел ценить и понимать красоту. По своему опыту знаю, что сделать саму петлю времени потратишь меньше, чем наносить на нее какие-то знаки и рисунки. Соответственно, люди шли на эти затраты с каким-то сознанием. Если посмотреть внимательно, то на петлях можно найти православный крестик или елочку, как символ древа жизни, или солнце. Орнамент мог означать засеянное поле и так далее.

– Расскажите, как использовалось кузнечное мастерство в церкви

– Прежде всего, ковался язык для колокола. Ни один колокол не зазвонит без языка. Между прочим, ковка языков была почти равносильна по сложности ковке якорей. В летней части музея стоят старые кованые ворота из древней коломенской церкви Иоанна Предтечи на Городище, а также часть ворот Спасского монастыря. Кстати, это одна из немногих вещей, которая сохранилась от этой коломенской обители. Монастырь закрыли еще до революции, а храмы отдали под приходы. В советские годы их полностью разрушили. В позапрошлом году мне передали знакомые закладную плиту из нашего местного храма, который был также взорван в советские годы и, между прочим, считался самым красивым в Коломне. На плите написано, что некая крестьянская семья Салтыковых из села Протопопово профинансировала строительство храма. Сейчас принято считать, что крестьяне все поголовно были неграмотными, грязными и нищими людьми, но вот, пожалуйста, обратный пример. Редкий олигарх может похвастаться тем, что построил церковь.

У нас в музее хранится интересный надкупольный крест храма Михаила Архангела. До XVIII века он был деревянным, и, видимо, этот крест стоял еще на деревянном храме. Когда церковь перестроили, крест со старого здания сняли и хранили в новом каменном храме. Нашли крест, когда ломали старый дом, стоявший неподалеку от храма. Видимо, прихожанин спрятал этот крест у себя, когда церковь закрыли и разорили в советские годы.

– Что вас больше всего удивляет в старинных кованых вещах?

– Никогда не устаешь удивляться, что абсолютно утилитарная вещица, вроде сечки для капусты, оказывалась красивым и приятным для глаз предметом. Это значит, что человек не поленился сделать своей женщине такую красоту. Надо понимать, что женщина, пользовавшаяся сечкой, была совсем не барыней, потому что знатные дамы сами капусту не рубили. Также интересно, что на старинных весах было принято купцами ставить свое клеймо. Нас с детства учили, что купцы были народ нечестный: наживались обманом и постоянно обвешивали покупателей. Я, глядя на дореволюционные весы, могу сказать, что нечестный человек на видном месте свою фамилию не поставит. Здесь же мы видим, что человек мог прийти в лавку и, например, прочитать на весах «Тула.Торговое товарищество Баташева».

– Какими своими экспонатами вы особо дорожите?

– Есть один невзрачный на вид остов двери, который является единственным подлинным предметом, к которому прикасался Иван Иванович Лажечников. В его усадьбе в Коломне, которую восстанавливали много лет, кроме стен ничего подлинного не осталось. Дверь же стояла в подвале дома, причем вроде бы сначала был разговор отреставрировать ее и поставить на свое место. Я по возможности подправил дверь, и отдал ее в усадьбу. Спустя время я как-то зашел посмотреть на дверь и обнаружил, что вместо реставрации ее выбросили в кучу для мусора. Я, естественно, вытащил дверь, и отреставрировал ее сам. Потом эту дверь увидели у меня в коллекции и стали просить обратно. Я им сказал: «один раз вы ее уже выбросили».

Жемчужиной коллекции я считаю старинный циферблат от башенных часов. Минутной стрелки к нему не предполагалось, а это сразу говорит о древности циферблата. Если учесть, что в те времена на всю Россию было порядка двухсот городов, и далеко не каждый город имел часы, то понятно, насколько это была редкая вещь. Если посмотреть философски, то наши предки были счастливые люди – они минут не наблюдали, жили в другом временном измерении.

– Как вам пришла мысль открыть коллекцию для всех и сделать музей?

– Много лет все эти вещи хранились у меня в подвале дома, мы даже в шутку называли это «подпольным музеем». В 2005 году у меня был день рождения, на который я пригласил знакомых и друзей. Людей надо было чем-то забавлять, и я решил показать свою коллекцию. Мы пробыли в подвале больше двух часов, и это имело такой неожиданный эффект, что уже через пару дней все мои друзья стали приводить своих знакомых и просить посмотреть коллекцию еще раз.

Где-то через полтора года мне предложили сделать свою выставку у нас в краеведческом музее. Краеведческий музей как раз переехал в новое здание, и мне выделили большой зал для выставки, куда я отобрал, наверное, сотни три или четыре разных предметов. Один мой товарищ помог красиво оформить зал, и эта выставка имела огромный успех. Тогда и родилась идея, что надо сделать коллекцию доступной для всех на постоянной основе. Мы построили второй этаж у дома, года два шло оформление экспозиции, а в нынешнем виде музей существует уже семь лет.