Ирина Новикова: «Папа получил участок в Черкизово в 1932 году»

В августе 2019 года исполнится пятьдесят лет со дня открытия дома-музея советского писателя Алексея Силыча Новикова-Прибоя в поселке Черкизово Пушкинского района. Его создателем и хранителем стала дочь писателя Ирина Алексеевна Новикова. В этом году отмечалась и другая памятная дата – семьдесят пять лет со дня кончины А.С. Новикова-Прибоя. В 2018 году Ирина Алексеевна составила и издала сборник «Победитель бурь», в который вошли малоизвестные произведения писателя.

– Ирина Алексеевна, расскажите о родителях вашего отца. Из какой семьи происходил автор знаменитой «Цусимы»?

– Его отец Силантий Филиппович Новиков двадцать пять лет служил артиллеристом в царской армии. Последние годы службы прошли в Польше, где в то время стояли наши войска. В Варшаве Силантий Филиппович женился на девушке-сиротке, жившей при монастыре, и у них родился сын Сильвестр. Когда закончился срок службы, Силантий Филиппович получил чин унтер-офицера и хорошую пенсию. Он купил лошадь, кибитку и поехал с семьей из Варшавы в родное село Матвеевское Тамбовской губернии. Там он уже не застал в живых никого из родных, но на свою пенсию построил новый большой дом. Жена-полька не прижилась в русской деревне: все-таки она приехала из Европы и, как городская жительница, к сельскому хозяйству была непривычна. По-русски она говорила с акцентом, а соседки смеялись над ней – чудно было им, что она другая.

Через семнадцать лет после Сильвестра у бабушки с дедушкой родился сын Алексей – мой папа. Бабушка очень жалела его и не хотела, чтобы он впрягся в работу как старший сын и муж. Она мечтала отдать сына в Свято-Успенский Вышенский монастырь, который тогда был мужским. Обитель стояла от села Матвеевского в двадцати пяти километрах, но мать с сыном пошли туда пешком. В монастыре папе очень понравилось, а особенно как пел хор в соборе. Он стал мечтать, что тоже будет петь в монастыре. На беду или на счастье на обратной дороге из монастыря они встретили матроса, который поразил мальчика своей формой и бескозыркой с надписью «Победитель бурь». Матрос стал рассказывать Алексею о море, о том, как в нем плавают и ориентируются корабли. Вид матроса и его рассказы так поразили мальчика, что он тут же поменял решение: теперь он мечтал стать не монахом, а моряком.

Так и случилось: когда пришел срок службы, папа назвался охотником и добровольцем пошел во флот, несмотря на то, что моряку нужно было служить на два года дольше, чем в армии. Он уехал в Кронштадт, откуда посылал в свою деревню письма на бланке. В письмах по деревенскому обычаю были только бесконечные перечисления имен, кому передать поклон: сначала близкой, потом дальней родне, соседям.

В детстве папе долго не давалась учеба. Алексей легко выучил буквы, но никак не мог понять, как складывать их в слова. Отдавали и дьячку, который таскал ученика за волосы, потом молодому священнику, который его за уши драл – но ничего не помогало. Два года бились с сыном, пока, наконец, не отправили в дальнюю деревню к молодой учительнице. Она отнеслась к мальчику ласково, и у него, видимо, прошла вражда к учебе. В итоге, папа окончил четырехклассную церковно-приходскую школу за два года лучшим учеником.

Во время службы в Кронштадте Алексей Силыч посещал воскресную матросскую школу и серьезно занялся самообразованием. За эти годы он прочел всю нашу и зарубежную классику, многие философские и политические книги. Министр юстиции даже докладывал царю Николаю II о развитом матросе Балтийского флота Алексее Новикове, который свободно рассуждал о философии Канта. Папа уже готовился поступать на физико-математический факультет Петербургского университета, однако дальше учиться не смог: у него не было документа о гимназическом образовании, а с одной деревенской школой в университет не брали.

– В это время началась Русско-японская война?

– Да, и папу определили на броненосец «Орел». В 1904 году 2-я Тихоокеанская эскадра из тридцати восьми кораблей, включая грузовые, транспортные, госпитальные суда, двинулась к берегам Японии через Европу, минуя Африку и Индийский океан. Столкновение с противником в Цусимском проливе в мае 1905 года стало катастрофой. Причин поражения было много: у японцев рядом находились базы, их корабли часто менялись, был лучше порох, а наши снаряды даже не долетали до целей. Русская армада была почти полностью разбита. Чудом спаслось только несколько кораблей. Например, «Изумруд» остался целым, и, хотя по приказу адмирала Н.И. Небогатова последние четыре корабля подняли белый флаг, он разогнался и на всех парах уплыл во Владивосток. Большинство судов были или потоплены или взяты в плен. Из двенадцати тысяч русских моряков в Цусимском бою погибло больше пяти тысяч человек.

Первый флагманский броненосец «Князь Суворов», на котором плыл адмирал З.П. Рожественский, погиб, а вся его команда, по сути, сгорела. Спасли только самого адмирала со свитой. Вестовой Рожественского Петр Пучков приезжал к нам много лет спустя и подарил отцу деревянный поднос в восточном стиле, на котором он подавал кофе раненому адмиралу. Второе судно «Александр III» перевернулось, та же участь постигла боевые корабли «Ослябя» и «Бородино». На «Бородино» погибло девятьсот человек, а спасся только один моряк, успевший вылезти в вытяжную трубу. Последним из броненосцев шел «Орел», на котором был Алексей Силыч. Корабль был сильно побит, но все-таки удержался на плаву. Молодой морской инженер В.П. Костенко перегородил весь трюм на отсеки, благодаря чему корабль не затонул и не перевернулся. Костенко потом стал известным советским кораблестроителем.

– Алексей Силыч попал в плен?

– Да, мой отец в числе других пленных был отправлен в лагерь в Кумамото. В японском плену отец опрашивал оставшихся в живых матросов о том, как шел бой на их кораблях, делал записи. Таким образом, набралась хорошая связка документов. В 1906 году мы заключили мир с японцами, и русских пленных моряков перевезли на судне «Владимир» во Владивосток, а потом отправили в центральную Россию. Папа взял с собой записки и довез их до Матвеевского, где попросил старшего брата Сильвестра хорошо спрятать бумаги

– Эти записки могла изъять полиция?

– Дело в том, что когда папа выпустил первые небольшие сочинения «Безумцы и бесплодные жертвы» и «За чужие грехи», брошюры были конфискованы и сожжены полицией. Папа издал их под псевдонимом Затертый, и было заведено дело по розыску автора, из-за которого ему пришлось скрываться заграницей. Сначала папа прятался в Финляндии, а потом каким-то образом договорился с английскими матросами, чтобы они вывезли его в трюме корабля в угольной яме в Лондон. Во время этого плавания папа чуть не умер: в яме была то страшная жара, то леденящий холод. Едва живой он приехал в Лондон, хотя и без копейки денег, не зная ни английского языка, ни явки. Он там страшно голодал, трудился на самых тяжелых работах. Например, он устроился на кожевенный завод, где стояли огромные бочки, а в них люди голыми ногами мяли кожу. У рабочих только головы торчали из бочек, а от голода у папы начались галлюцинации, что эти головы будто катались сами по себе. Потом Алексей Силыч был молотобойцем, служил на английских пароходах, но, в общем, жизнь на чужбине у него не складывалась.

В одном из портовых лондонских кабаков папа увидел однажды записку на русском языке о том, что терпящих бедствие русских моряков приглашает к себе эмигрант Людвиг Федорович Нагель. Сам Нагель участвовал в студенческих волнениях 1885 года в Москве, был арестован, но так как был немецким подданным, его не наказали, а просто выслали заграницу. Еще до высылки Людвиг Федорович женился на русской девушке, поэтому уехал из России вместе с супругой. В Европе Л.Ф.Нагеля тоже везде гнали, как только узнавали, что он был арестован за участие в волнениях. Так он переезжал с места на место, пока, наконец, не остановился в Англии, которая принимала всех подряд. Правда, русская жена часто болела, не переносила английский климат и сырость, поэтому жила отдельно в Париже вместе с тремя дочерями-погодками. Когда старшей дочери Марии было десять лет, жена Людвига Федоровича умерла, и он забрал детей в Лондон.

Мой отец откликнулся на объявление в кабаке, пришел к Людвигу Федоровичу в дом и встретил у него старшую дочь Марию, которая стала впоследствии моей мамой. Она тогда плохо говорила по-русски: толком не умела ни читать, ни писать. Папа стал ее стыдить, купил ей учебник, чтобы она занималась. Через год Мария Людвиговна уже писала Алексею Силычу письма по-русски. Они поженились, и в 1911 году родился мой старший брат Анатолий.

– Расскажите, с чего начался путь Алексея Силыча как писателя?

– Первый большой рассказ отца «По-темному» описывал его путешествие на английском пароходе в угольной яме. Папа решил послать этот рассказ Максиму Горькому, который жил тогда на Капри. К его удивлению, через шесть дней пришел ответ от самого Горького, который не только прочитал рассказ, но и высоко оценил его, а также пригласил папу к себе на виллу пожить и поучиться литературе. На Капри была, можно сказать, русская коммуна молодых писателей, которые читали Горькому свои сочинения, а мастер ругал или хвалил их. Папа прожил год у Горького, а потом вернулся в Россию – за взятку ему выправили паспорт.

В это время началась Первая Мировая война, которая прервала его литературные опыты. Отец работал на санитарных поездах Земского союза, которые вывозили раненых с фронта в тыл. В 1918 году Алексей Силыч возглавил поход трех санитарных поездов из голодной Москвы в Барнаул, чтобы выменять там мануфактуру на хлеб. В двадцатые годы он вошел в литературное объединение «Кузница», которое поместилось в маленьком особняке в Староконюшенном переулке в Москве.

– А когда он приступил к написанию «Цусимы»?

– Первое время темы Цусимского боя он не касался, потому что материалы, которые он вывез из плена, исчезли. Брат Сильвестр постоянно перепрятывал в Матвеевском записки пока, наконец, не потерял. Только через двадцать два года в 1928 году, когда Сильвестр умер, связка старых бумаг нашлась в старой колоде ульев возле бани. В Матвеевском стал хозяйничать один из младших сыновей Сильвестра Иван и, перебирая колоды ульев, нашел в одной из них эту связку бумаг. В один из приездов моего отца в Матвеевское на охоту Иван показал бумаги моему папе и сказал: «Дядюшка, наверное, тебе это пригодится». Как только мой отец увидел записки, перевязанные мочалкой, не удержался, и прямо в поезде развязал и стал читать.

Первые варианты «Цусимы» – это книги «Бегство» и «Бунт на корабле». Вначале мой отец хотел написать повесть, а потом понял, что событие, когда столько людей погибло ни за что, достойно большого романа. Папа опубликовал в центральной газете анкету с просьбой откликнуться всех оставшихся в живых цусимцев или их родственников. Также он просил содействовать в поиске районные и сельские газеты. На его зов откликнулось больше трехсот человек. Цусимцы присылали свои дневники, фотографии и письма, приезжали к нам домой сами. У отца был кабинет и, когда приезжал очередной цусимец, они обычно закрывались на всю ночь, вспоминали, как шел бой, переживали все снова. С момента, как была найдена рукопись в 1928 году, и до 1944 года отец занимался в основном только «Цусимой», находил все новые документы и свидетельства, а на другие вещи почти не отвлекался. Он, правда, не успел окончить роман «Капитан первого ранга» и повесть «Два друга» о художнике и собаке. Были написаны только отдельные главы «Клок шерсти», за которые в 1938 году в Женеве на конкурсе коротких рассказов мой отец получил первую премию.

– Когда был построен дом Алексея Силыча в поселке Черкизово в Подмосковье?

– Участок папа получил в 1932 году. Семья у Алексея Силыча разрасталась, и нужно было приобрести участок, строить дом. Папа однажды шел по берегу реки Клязьмы и увидел эти замечательные места. Земли в Черкизово принадлежали когда-то Бахрушину, а потом тут было большое общежитие. Папа загорелся постройкой дома и устройством сада. Он мечтал познакомиться с Мичуриным, но не успел. Правда, в 1935 году отец встретился с секретарем Мичурина, который взял его, можно сказать, под свою опеку. Они вместе привозили огромное количество саженцев. Все-таки папа был крестьянин в душе, поэтому ему хотелось все выращивать: помидоры, огурцы, тыквы, дыни, даже арбузы.

Подмосковный участок в Черкизово стал нашим подспорьем в войну. Многие писатели эвакуировались из Москвы, а папа остался и был дежурным в Доме Союза писателей. Он должен был оберегать дома от зажигалок, которые ночью пускали немцы. У меня до сих пор хранится одна такая зажигалка, которую потушил отец.

Так вышло, что к началу войны Алексей Силыч не числился нигде на работе, поэтому получил иждивенческую карточку. Старшего брата забрали во флот, он служил на Дальнем Востоке, а его жена с ребенком, моя мама и душевнобольная сестра моей мамы, которая всю жизнь прожила у отца, тоже были иждивенцами. Мой второй брат был хромой – не военнослужащий. В итоге, мы получали шесть иждивенческих карточек, а на каждую такую карточку давали всего 150 грамм хлеба: совсем маленький кусочек на целый день. Полагалось еще килограмм или два крупы, немного мяса, но получить их было практически невозможно.

Конечно, это в голодное время мы засадили картошкой огород в Черкизово. В то время только закончили строительство дома, и купили две огромные бутыли олифы для покраски. Олифа – это настоящее подсолнечное масло, только его нижние, непрозрачные слои. И отец предложил пожарить картошку, а так как масла не было, пожарили на олифе. Мы долго использовали эту бутыль и ели вкусную жареную картошку.

Потом папа как-то в Москве вышел на дорогу, по которой военные машины ехали на фронт, и попросил солдат привезти ему молодую убитую лошадь за бутылку водки. Через день-два лошадь привезли. Это лошадь нас спасла. Много народу приходило к нам и все были голодные: родственники, писатели, соседи. Отец только говорил маме: «Смотри, Мария, не проговорись, что это конина, а то люди испугаются». На самом деле она нормальная на вкус, если пожарить. Так в войну мы жарили конину с картошкой на олифе и ели с солеными огурцами…

Еще хотела рассказать эпизод, как мы праздновали Новый 1942-й год, когда немцы только-только были отбиты от Москвы в декабре. На столе были как всегда картошка, соленые огурцы, и папа решил открыть бутылку испанского вина 1877 года, которое ему подарили еще до войны на 60-летний юбилей. Он открыл это вино и в 1942 году выпили за победу. Я до сих пор переживаю, что папа умер от рака в 1944 году, не увидел победы. Не узнал, что мы и японцев разгромили, отомстили за его погибших в 1905 году товарищей.

Сайт: http://novikov-priboy.ru/new/

Связаться с Ириной Алексеевной: 8(903)244-16-47