В. Егоров-Федосов: «Мой прапрадед был основателем фабрик в Пушкино»

Всеволод Маркович Егоров-Федосов – исследователь истории французско-русских семей и потомок знаменитого рода Арманд. Членам семьи французских промышленников принадлежали две ткацко-красильные фабрики в Пушкино и подмосковные имения в Алешино, Ельдигино и Пестово. Основатель подмосковного производства Евгений Иванович Арманд похоронен недалеко от Никольской церкви в Пушкино возле Ярославского шоссе. Его внучка Вера Евгеньевна Арманд вышла замуж за Владимира Федосова, а их внук – это Всеволод Маркович. В интервью порталу «Подмосковье сегодня» потомок известного рода расскажет о том, как бросал гранату во двор католического французского храма, как предков выслали из Москвы в 1812 году на бревенчатой речной барке и кем ему приходится революционерка Инесса Арманд.

– Всеволод Маркович, вы с детства знали о своем французском происхождении?

– В детстве я ничего не знал ни про Армандов, ни про других французских родственников. Совпало, что в советские годы я учился в московской средней школе, которая располагалась в Милютинском переулке в бывшем здании французских приютов, где сейчас лицей имени Александра Дюма. Школа была расположена рядом с французским католическим храмом, но тогда я понятия не имел, что это за церковь.

Был даже смешной случай на уроке физкультуры. Учитель вывел нас во двор, построил в колонну, и велел кидать учебные гранаты, чтобы выяснить, кто дальше бросит. Надо сказать, что перед этим я почти каждый год ездил в пионерский лагерь в Сходне при Министерстве рыбной промышленности, где работали мои родители, и был чемпионом лагеря по метанию гранаты. В итоге, я так сильно метнул гранату, что она ударилась в высокое сооружение для гимнастических колец и, отскочив через забор, попала прямо во двор французской церкви. Учитель физкультуры схватился за голову, побежал в церковный двор, где как раз был аббат, и долго просил прощения за мою гранату. Кстати церковь действовала в советские годы. Я начал учиться в 1948 году, и в те годы службы шли.

Много лет спустя мы разместили в лицее свою выставку «Из истории французско-русских семей в Москве за 250 лет», которую я организовал лет пятнадцать назад. Мы и сейчас ездим с ней по разным площадкам, рассказываем об истории семей. Эта выставка была в разных городах, в том числе в Подмосковье, выставлялась и в Париже в русском культурном центре.

–Было ли какое-то определенное событие, после которого вы заинтересовались историей предков?

– Да, есть такая дата. После окончания школы я стал расспрашивать родителей о том, кто изображен на старых фотографиях, которые висели на стене в доме. К слову, мы жили в коммунальной квартире на Пушечной улице в Москве. Это был ничем не выделяющийся скромный дом, в котором раньше располагалось Суздальское подворье. Самое яркое впечатление на меня произвел сундук, который стоял в комнате. Однажды мы открыли этот сундук, весь пропитанный нафталином – резко пахнущими белыми кристаллами, которые клали от моли и прочих насекомых – и увидели там одежду: шубы, пальто, воротники. Мы вынули все вещи и на дне сундука нашли два фотопортрета, точнее фототипии прадеда и прабабушки – Евгения Евгеньевича Арманд и Варвары Карловны Демонси. Эта фамилия обозначала «из Монси»: в Нормандии есть маленький город Монси, и, очевидно, он принадлежал этой баронской, как я потом выяснил, семье. Конечно, портреты производили впечатление, вызывали трепет.

– Как вы стали действовать, когда нашли фотопортреты и поняли, что это ваши предки?

– Сыграл важный фактор, что мы жили в центре Москвы, и что мой отец был активный и контактный человек. Оказалось, что все основные родственники тоже живут в центре Москвы. Папа ходил к ним в гости, и брал меня с собой. Я записывал рассказы родственников, и поэтому интерес все время возрастал. Среди этих людей были потомки Арманд и присоединившихся к ним семей. У моего прадеда Евгения Евгеньевича Арманд и прабабушки Варвары Карловны было двенадцать детей. Один из них умер маленьким, но остальные одиннадцать ветвей до сегодняшнего дня имеют потомков. Сейчас в Москве живет примерно сто пятьдесят потомков этих семей, поэтому у меня было с кем общаться, узнавать новое. Пожилые и одинокие родственники отдавали мне старые документы и рассказывали подробности, которых нигде не найдешь.

– Ваша ветвь идет от владельцев фабрик в подмосковном Пушкино?

– Да, мой прапрадед Евгений Иванович Арманд был основателем производств в Пушкино. У него было три сына, которые продолжили дело: старший Евгений – мой прадед, Адольф и Эмиль. Началось их фабричное дело в Пушкино в 1853 году, когда Евгений Иванович Арманд купил старую красильную фабрику у своего соплеменника француза Фавара. Через шесть лет Арманды построили в полукилометре от красильной фабрики вторую – шерстоткацкую. В советские годы она называлась «Серп и Молот». Обе фабрики стоят в Пушкино до сих пор. Мы пытались попасть на первую фабрику Армандов, собрали тридцать или сорок человек родственников и всей толпой осаждали ворота. К сожалению, нас не пустили внутрь, потому, что это, видимо, частная территория. Мы только издали сделали несколько фотографий. Фабрика до сих пор работает и, как говорят, на ней красят одеяла для армии. Вторая фабрика в Пушкино стоит пустая и сдается в аренду.

– Из примерно ста пятидесяти потомков Арманд, о которых вы сказали, кто-то занимается исследованием истории семьи?

– Нет, пожалуй, так глубоко в тему погрузился только я. Мне звонят родственники и периодически что-то спрашивают, а я с удовольствием всем рассказываю историю семьи, приглашаю на наши выставки. Я написал, наверное, пять книг по истории семьи Арманд. В 2017 году вышла последняя книга «Родословные этюды в семейной роще». Получилась смесь семейных фотографий и историй. Я любитель документальности, поэтому фотографии превалируют: в книге помещено около тысячи двухсот изображений. Книг без фотографий я не признаю: странно, когда не видишь образа, о котором читаешь.

– Вы сказали, что фабрики Арманд в том или ином виде сохранились. Что стало с их домами и усадьбами в Пушкино?

– В Пушкино остался один деревянный армандовский дом. Всего у семьи Арманд было пять домов в Пушкино и окрестностях. Один из этих домов находится на территории фабрики. В этом каменном доме, очевидно, жил и первый хозяин красильного производства Карл Филиппович Фавар. Он не ладил с местными российскими властями, и кроме того, у него умерло двое детей, поэтому Фавар продал фабрику и уехал.

Также у Арманд было три подмосковных имения: Алешино, Ельдигино и Пестово. Условно сохранился только дом в Пестово. На берегу реки стоит прекрасное здание, но его полностью перестроили в советское время, когда там расположился дом отдыха Малого театра. Территория находится в закрытой зоне питьевого водохранилища, поэтому попасть туда не так просто: я проехал три поста, чтобы попасть к зданию. В Пестово приезжал Станиславский, чтобы пользоваться армандовской библиотекой. Там для него было много интересного в отношении костюмов и декораций. Подлинные усадебные здания нигде не сохранились: в Алешино дом разрушен, в Ельдигино – сгорел, а в Пестово – полностью перестроен.

У Армандов был также собственный театр на территории фабрики. Есть масса театральных афиш, часть которых сохранились у меня, часть – в архивах. Вообще Пушкино – это богатое место для русской культуры, с городом связано много интересных исторических фактов.

– Сохранились ли могилы Армандов при Никольской церкви в Пушкино?

– По описанию да, но фактически нет могил трех сыновей основателя фабрик. Недалеко от церкви сейчас похоронен Евгений Иванович Арманд с супругой – первый пушкинский фабрикант из фамилии. Сейчас вы увидите у Никольской церкви белые надгробия, а раньше камни были почти черными. Года два назад я, мой внук и внучка очистили памятники. Кроме того, на погосте не было крестов, поэтому я привез из Москвы специально изготовленные кресты в католическом виде и в одиночку ставил их. Сам удивляюсь, как у меня это получилось: я сжег две дрели на этом деле.

Отец Иоанн – священник, который служит в Никольском храме – поддерживал мою работу, несмотря на то, что это католические захоронения на территории православного храма. Этот факт не противоречит традициям, если могилы находятся в некотором отдалении от церкви. Могилы Армандов все-таки расположены не вплотную, а на расстоянии примерно ста метров. С помощью отца Иоанна в архиве Троице-Сергиевой лавры мы нашли документ о том, что трем братьям Армандам – Евгению, Адольфу и Эмилю – была передана церковная земля и дано специальное разрешение захоронить на ней их отца Евгения Ивановича Арманда и мать Марию Францевну – польку по национальности и тоже католичку.

– Вернемся к первым Армандам в России. Как семья ваших предков встретила 1812 год и захват Москвы французами?

– Это отдельная интересная история. В последнее издание своей книги я включил найденные мной списки французов, которые жили на тот момент в Москве. В феврале 1793 года Екатерина II издала указ, чтобы все живущие в Российской империи французы приняли присягу верности. В январе того же года Людовику XVIво Франции отрубили голову, и царица испугалась, что у нас может случиться подобное. Самое ценное, что в этих списках нашлось имя Поля Арманда – первого представителя фамилии, который приехал в Россию. Также в этом списке указана его жена Анжелика и сын Жан-Луи.

В 1812 году за три дня до вхождения войск Наполеона в Москву генерал-губернатор граф Ростопчин арестовал сорок московских иностранцев, в число которых попали два моих предка: упоминавшийся Жан-Луи Арманд и Александр Демонси. Их выслали из Москвы, заточив в бревенчатую барку. На этом судне узники плыли прочь из старой столицы по Москве-реке, затем Оке в Нижний Новгород, а оттуда – в Макарьевский монастырь.

Об этом плавании я узнал из книги воспоминаний режиссера французского театра в Москве, который был в числе арестованных. В его мемуарах есть много интересных историй о том, как французы ходили в города за продуктами, потому что никто их не кормил, как в пути за ними гнались разбойники, или о том, как в Коломне, услышав иностранную речь, народ встретил гостей враждебно.

Некоторые французы, например, тоже наш родственник Катуар, остались в Москве. Они рассказали администрации Наполеона о том, что Ростопчин арестовал и отправил из города на барке французов, и просили послать за ними команду. Однако никто не поплыл за ними на выручку, потому что видимо, не до этого было, когда горела Москва.

В октябре 1812 года барка с иностранцами приплыла в Нижний Новгород. Во время тяжелого плавания утонул один из стражников. В самом Нижнем Новгороде пленники две недели болтались по городу без дела. Местная власть не знала, куда девать московских французов, но через две недели их посадили на сани, потому что уже выпал снег, и повезли в Макарьевский монастырь. До 1816 года в Макарьевском монастыре проводилась знаменитая ярмарка, поэтому пленные французы из бокового окна своей тюрьмы наблюдали ярмарочный шум, подвоз товаров. Кстати, Арманды потом активно участвовали в Нижегородской ярмарке со своим товаром, шерстяными тканями. Они получали награды, в том числе трижды право использовать двуглавого орла на товаре – высшую оценку качества.

– Арестованных иностранцев заключили в Макарьевский монастырь?

– Они жили не в самом Макарьевском монастыре, потому что это была действующая женская обитель. Сорок арестованных иностранцев и пятерых стражников, которые плыли вместе с ними на барке, поместили в деревянном здании местной больницы. Мой приятель с хорошим художественным уклоном нарисовал по описанию мемуаров француза примерный вид этой их тюрьмы.

В марте 1814 года, как известно, Наполеон сдал свои полномочия в Париже, война была окончена, но, оказалось, что в Москве про сосланных французов забыли. Они просидели в заточении до октября 1814 года. Я нашел списки заключенных, которым выдавали деньги и билеты на проезд домой в Петербург и Москву. Очевидно, кто-то все же замолвил за них слово. Раньше были другие нравы, больше было ответственных и честных людей, которые отвечали за свои поступки и дела. В марте 1814 года два моих предка вернулись из нижегородской ссылки в Москву. Кстати, мы плавали по этому маршруту на теплоходах всей семьей, и повторили участь предков, правда, не оставаясь в тюрьме.

– Для многих фамилия ваших предков ассоциируется, прежде всего, с революционеркой Инессой Арманд. Кем она вам приходится?

– Инесса вышла замуж сначала за брата моей бабушки Веры Евгеньевны Александра Евгеньевича Арманд, а потом во второй раз – за другого брата Владимира Евгеньевича, который рано умер от туберкулеза. Остались потомки Инессы Арманд, в том числе еще жив один из внуков. Кстати, фамилия Арманд сохранилась до сих пор, и даже моя внучка взяла эту фамилию, учитывая памятную связь, хотя была по рождению Егоровой. Так что Арманды не сдаются.

– После революции потомки Армандов остались в России?

– В Пушкино с советских времен даже есть микрорайон, который называется Арманд. Семье в этом смысле помогла Инесса Арманд – великая революционерка и правая рука Ленина. Я, конечно, преувеличиваю, но, думаю, это не далеко от истины. Она много значила как личность для революции, хотя непосредственно в ней не участвовала и ни в кого не стреляла. У Инессы Арманд были связи в Польше, во Франции и других странах. Ленин поручал ей делать и переводить доклады, вести пропаганду, ведь Арманд владела тремя языками. После победы революции Инессе Арманд, очевидно, кто-то из нового советского правительства обещал, что никого из семьи не тронут, правда, все фабрики у них отобрали. И действительно, никого практически не тронули, поэтому большинство потомков осталось в стране.

– Что двигало состоятельными людьми и фабрикантами, поддерживающими революционеров? Они не понимали, что потеряют все после революции?

– А Французская революция вам что-нибудь говорит? В Париже в Сене плавали тысячи трупов, как описывали эти события современники. Похожая ситуация была в некотором роде и у нас. Человек так устроен, что ему нужна деятельность, поэтому его и заносит иногда туда, куда не следует.