Звание за уборку, целебная водка, прах друзей в сумке: летчица-ветеран рассказала о тяготах ВОВ

98-летняя Галина Брок-Бельцова из Щелкова – единственная оставшаяся в живых летчица знаменитого 125-го женского авиаполка им. Марины Расковой. В откровенном интервью корреспонденту интернет-издания «Подмосковье сегодня» ветеран рассказала о том, как благодаря уборке туалета она получила звание младшего сержанта, где впервые попробовала водку и о том, почему была не права нобелевский лауреат Светлана Алексиевич, рассказывавшая в своих книгах о сексе на фронте.

ЗАСТАВИЛИ ПРЯТАТЬСЯ, СЛОВНО КРЫС

Галина Павловна вспоминает, что ее служба фактически началась с бомбежки Москвы в 1941 году.

— Мы с друзьями смотрели фильм в кинотеатре «Родина». Вышли после сеанса, и тут – воздушная тревога. Авианалет. По этой тревоге нас загнали на недостроенную станцию метро «Сталинская», теперь она называется «Семеновская». Это было такое унизительное ощущение, что нас, молодых, спортивных, сильных, словно крыс заставили прятаться под землей. Как только кончилась воздушная тревога, мы всей компанией пошли в военкомат, написали заявления, что просим отправить нас добровольцами на фронт.

— Вам тогда было 16 лет – несовершеннолетняя. Родителей не спросили?

— Никого не спросила. Просто пошла и все, это был порыв. Приписала к своему заявлению: «Пошлите меня туда, куда нужно». Меня и послали – в авиационное училище связи, учиться на синоптика-метеоролога. Училище вскоре вместе с нами, курсантами, эвакуировали в Сызрань. Свободных помещений не было, нас разместили в здании бывшей конюшни. Дали нары, дали мешки с сеном: «Обустраивайте из конюшни казарму и живите». Мы, девчонки, сразу пошли искать туалет.

Фото: [Первым делом - самолеты]

На улице — 40 градусов мороза. Видим – помещение, дверь на сломанный гвоздь закрыта. Я его сорвала, открываю – батюшки! А там горы замерзших фекалий, даже там, где писсуары. Ну, понятно, это же туалет для мужчин-конюхов, а на дворе война и мороз. Мы схватили стоявшие возле двери кирку и лопату и принялись эти фекалии отбивать. Вычистили все и нашему взгляду открылась сверкающая плитка красно-желтого цвета.

— Суровый опыт! А нельзя было решить проблему как-то по-другому, позвать кого-нибудь?

— Так это дело обычное, нашла грязь – надо отмыть. Я никакой работы не гнушалась. Думала, что вообще этот эпизод пройдет незамеченным. А вечером нас командир выстроил и дал команду той, кто открыл дверь в туалет, выйти из строя. Я вышла. И командир мне первое звание дал – младшего сержанта. Все рядовыми с тех пор ходили, а я со звездочками. Потому, что инициативу проявила.

Фото: [Первые звездочки Галины Брок]

КАКОЙ РОМАН? НАЧАЛАСЬ ВОЙНА!

— А потом к вам в училище приехали офицеры из военкомата и предложили всем желающим отправиться в Йошкар-Олу учиться на штурманов бомбардировщиков. Почему из сотен девушек только десять согласились?

— Мы же разные. Есть мобильные, готовые к переменам, кто мог рвануть на другой конец страны. Есть другие. Синоптик – это же работа сидячая. Сидишь на аэродроме, погоду для летчиков высчитываешь. А штурман – совсем другое. Я руку подняла.

— Там, в Йошкар-Оле, вы встретили вашего будущего мужа. Летчик-ас Георгий Бельцов был инструктором курса. Скажите, у вас сердце екнуло при первой встрече?

— Ничего у меня не екало! Я к тому времени только десятый класс закончила.

— А когда же у вас началось?

— Что?

— Ну, роман.

— Началась война! А не роман. Война – это тяжелейшая работа, а мы приехали учиться. Ни любви, ни романов. Он – командир, а мы – подчиненные. Бельцову, о котором тогда уже складывали легенды, было 27 лет, и он не был женат. Говорил, что кроме полетов ничего не любил: ночь, ты летишь, звезды, музыка в радио – романтика. Вот никакой иной романтики в его жизни и не было. Да и вообще, война – это ужас и кошмар, нет там места для любви.

Фото: [При воспоминаниях о войне глаза ветерана грустнеют]

Не до романов нам было. Помните, как у Юлии Друниной? «Идут по войне девчата, похожие на парней». Вот это про нас. Кирзовые сапоги, брезентовый пояс, хлопчатобумажные брюки, короткая стрижка. Любовь к Родине вам знакома? Так вот, только такая любовь у нас там и была.

Помню, привезли нас после училища на фронт, а там на аэродроме фотограф встречает. Молодой такой парнишка. Говорит мне – давай я тебя сфотографирую, вставай здесь. Я оглядываюсь – а там лопухи. Заупрямилась, что не хочу на фоне лопухов. А он отвечает: «Дурочка, ты же на фронт приехала, может мы больше никогда не увидимся, здесь каждый день может быть последним».

И вот эта Алексиевич – сколько было героев, а она беременных нашла в вагоне. Как ее за это все осуждали.

— Да, да, нобелевский лауреат Светлана Алексиевич, книга «У войны не женское лицо», про секс на фронте. Что же, ничего этого не было, все придумано?

— Да как не было, было, конечно, это жизнь. Вот случай, когда пехотинец и медсестра спрятались от обстрела в воронке и выяснили, что оба никогда еще в жизни не целовались: «Вот так и убьют нас, нецелованных». Да, писали. Но писать надо о главном! А если, как Алексиевич, трясти грязным бельем, то разве воспитаешь человека?

У кого-то может, и была любовь – в частях есть и кухарки, и прачки. А это – летчики, которых учили, готовили. Мы не для этого шли на фронт. Цель была одна - бить врага, быть готовой. Любовь…чтобы пришла любовь, надо познать мир, жизнь. Любовь пришла ко мне, но когда? Через письмо, то письмо, которое все на фронте ждут из тыла.

Бельцов после нашей отправки сказал: «Не мог ни летать, ни работать – думал о вас, девчонках, которые ушли на фронт. А я сижу в тылу». Рвался туда, за нами. Написал нам. Мы ответили. Он ответил. И вот эта переписка, шедшая всю войну, через полгода после Победы привела к нашей встрече.

Фото: [Галина Павловна бережно хранит память о муже в своем сердце]

— Неужели все эти годы вы ни разу не встречались?

— А как мы могли встретиться, если воевали на разных фронтах? И вообще, ну что ж такое: приходят корреспонденты и каждый спрашивает про любовь. Какая любовь - мы прилетали, мокрые от пота. Там, в небе, такие перегрузки. Тебя атакуют со всех сторон, ты крутишься…на тебе меховые унты, перчатки. И вот прилетаешь – иногда и душ принять не было условий. Такое счастье – просто снять мокрую рубашку и надеть чистую. И это чувство выполненного долга — тоже счастье, тебя благодарят все. Задание выполнено, подтверждено фотофиксацией.

«ПЕЙ И ДУМАЙ О ТОМ, КТО НЕ ВЕРНУЛСЯ ИЗ БОЯ»

— А кто фотографировал?

— Я сама и фотографировала. Работала на прицеле ОПБ-1м – стреляю и одновременно делаю снимок. Так вот, приходишь в столовую, счастливая, сухая. Столовая – в землянке. Стол накрыт. 100 грамм фронтовых.

— Погодите, вы же практически ребенком были тогда. Наверное, водку только там и попробовали впервые? Она же, наверное, невкусной показалась?

Фото: [Юной Гале было тяжело переживать все ужасы войны]

— Невкусной! Понимаете, война – это кровь, страдание, смерть и риск. Мы там практически не улыбались, не смеялись. Когда ночью возвращаешься с задания, еле ноги волочишь и заходишь в столовую после всего пережитого стресса. Знаете, летчик заживо сгорает в самолете и в походные сумки собирают прах погибших. И ты с этой сумкой, а на столе еда – суп какой-то. И ты говоришь – не хочу есть. А надо. И тогда ты в первый раз берешь эту металлическую кружку с наркомовскими 100 граммами и пьешь. Тебя охватывает тепло, состояние становится хорошим, и ты все съедаешь. Добираешься до нар и падаешь, засыпаешь, даже порой не успев раздеться. Водка – после каждого вылета, как лекарство, для аппетита, чтобы поесть, для обновления какого-то. Да, впервые я ее так и попробовала – после боевого задания. Сгорел друг – и тебе дают эти 100 грамм. Пей и думай о том, кто не вернулся из боя.

— Приходилось терять подруг?

— Конечно, приходилось. Смерть была повсюду. Мы жили и воевали за себя и за того парня, который до нас сгорел в небе. В нашем случае – за ту подругу. У нас экипаж был – пилот Аня Язовская и стрелок Катя Батухтина. Их самолет загорелся. Самолет весит 7 тонн и горит 3 минуты. За это время можно спастись. Был отдан приказ – покинуть самолет. Летчики удобно расположены. А Катя зацепилась лямкой парашюта за турель. Аня, летчик, качнула самолет, чтобы лямка соскользнула. Она дала возможность своей подруге спастись. А сама потеряла время. Не успела выпрыгнуть и вместе с самолетом врезалась в землю. Потом Катя говорила, что живет за себя и за Аню.

Фото: [Не всем девчонкам на этой фотографии суждено было вернуться из полетов живыми]

СТРЕЛЯЛИ В ОБЩЕЖИТИИ

— Галина Павловна, я знаю, что вы вылетали на боевые вылеты, теряли подруг и 8 мая 1945 года, когда война закончилась и все вокруг уже праздновали Победу. Как так получилось?

— 8 мая европейцы празднуют День Победы. Но конец войны – это безоговорочная капитуляция врага. Да, боевые действия закончились 8 мая, но акт капитуляции еще не был подписан. Мы в этот день находились в Восточной Пруссии (порты Либава и Пилау) и бомбили немецкие корабли, которые морем пытались вывезти награбленное. А по нам в ответ стреляли зенитки. Попадали. Мы теряли друзей в тот день, когда для всех остальных война уже кончилась.

Кидали бомбы на корабли, а имущество либо оставалось на берегу, либо шло вместе с кораблями ко дну. Потом его доставали. Ходили слухи, что Янтарную комнату так и не достали со дна в порту Либава. Но, думаю, что это лишь легенда. Кстати, за взятие порта Пилау (теперь это российский город Балтийск) у меня благодарность от Сталина.

Фото: [Галина Павловна каждый год участвует в параде Победы на Красной площади]

Вечером 8 мая мы отбомбились и вернулись на базу в литовский город Паневежис. А в 4 утра 9 мая узнали о Победе, о подписании акта капитуляции. И как начались крики и стрельба! Стреляли все из всего, что было. Я из своего табельного пистолета ТТ. Прямо в комнатах общежития стреляли. И по ним начал бегать комендант и кричать, чтобы мы прекратили стрельбу. Говорил, мол, вы войну всю прошли, выжили, а сейчас, дождавшись Победы, друг друга перестреляете. И мы прекратили.

Ранее Галина Брок-Бельцова рассказала, что пойдет на парад Победы, несмотря на атаку беспилотников 3 мая.

Фото: [Воспоминания порой тяжелы, но ветерану хочется донести правду о войне]