«Байден первым не отдаст приказ»: последний генерал Чернобыля рассказал, возможна ли ядерная война

Безопасность
freepik.com

Фото: [freepik.com]

89-летний генерал-майор Николай Дмитриевич Тараканов, последний из ныне здравствующих руководителей ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС, отмечает сегодня профессиональный праздник — День войск радиационной, химической и биологической защиты (РХБЗ), учрежденный Указом Президента в 2006 году.

Сейчас, когда мир замер в страхе от усилившихся конфликтов и находится на грани ядерной войны, как никогда важно помнить — победителей в такой схватке не будет. Доказательство тому — последствия уже произошедших в мире ядерных трагедий. Узнаем же из первых уст о ликвидации плачевных итогов таких катастроф.

В интервью интернет-изданию «Подмосковье сегодня» Тараканов, который за свой подвиг в 2016 году был номинирован на Нобелевскую премию мира, рассказал о ликвидации катастрофы на ЧАЭС, а также о том, что думает о возможном ядерном конфликте и третьей мировой войне.

Всю жизнь на лекарствах

«До сих пор руки изнутри горят, кожу огнем прожигает — это последствия лучевой болезни, из госпиталей не вылезаю, 37 лет прошло, и всегда теперь чемоданчик со мной, с ним не расстаюсь», — показывает генерал-майор Тараканов увесистую коробку с лекарствами.

Мы навестили Николая Дмитриевича в одном из подмосковных госпиталей, где он проходит лечение и очередную реабилитацию. Пишет книги: вышло уже 36. На данный момент последнюю он посвятил любимой жене — врачу Кремлевской больницы Зое Ивановне Таракановой, ее не стало несколько лет назад.

Из личного архива Николая Тараканова

Фото: [Из личного архива Николая Тараканова]

«Вместе мы прожили 58 лет. Целую жизнь. Да, так получилось, что я остался последним, кто лично руководил ликвидацией последствий аварии, кто все это помнит», — говорит Тараканов, глядя из окна генеральской палаты на то, как во дворе молодые ребята гоняются наперегонки на инвалидных колясках, устраивают состязания.

Трагедия на ЧАЭС в 1986 году шокировала весь мир. Однако до нее масштабная ядерная угроза висела в воздухе уже давно. Правда, иного характера.

Думали, что нападут американцы

— Конечно, в первые годы моей службы обстановка в мире была напряженной. В начале 60-х Соединенные Штаты разместили в Турции ракеты средней дальности, которые могли достигнуть СССР. Гражданскую оборону в СССР возглавил маршал Чуйков. Я служил под его началом.

— Кто бы напал первым?

— Мы были уверены, что американцы готовятся. Начиная с 1945 года и бомбардировки Хиросимы и Нагасаки, к ядерной угрозе со стороны США относились очень серьезно. Тем более, мы знали, что были разработаны модели воздействия ядерными ударами по Киеву, Ленинграду, Москве. У нас тоже была ответная карта моделей нанесения ударов по городам США. Но мы бы войну никогда не начали.

— А люди? Сколько бы человек выжило в случае возможного ядерного удара?

— Предполагалось, что свыше 60%. Не только в Москве, но и во всех категорированных городах, где есть радиационно и химически опасные объекты, существует защита для населения. В Москве это прежде всего метро. Также на всех военных заводах были построены убежища, куда в случае атаки должны были спуститься работающие смены. Когда строили защитные сооружения, шутили — мол, деньги закапываем в землю. Но на самом деле мы обеспечивали безопасность населения.

Выживут только богатые

Многим позже, как рассказал генерал Тараканов, после холодной войны он побывал в Америке, и ему показывали убежища, где должны были пересидеть ядерный взрыв американцы. Его очень удивило, что это были сплошь «индивидуальные бункеры», семьи за свой счет строили их под своими домами, государственного подхода не было. Кто богатый, тот и выживет.

— У нас готовили защиту централизованно для всех. Канализация, вода, связь, запасы продуктовые на 300 дней. Промышленность даже в таких условиях должна была продолжать производить военную продукцию.

freepik.com

Фото: [freepik.com]

— А сколько времени пришлось бы сидеть под землей?

— Полагаю, часов 10, потом можно потихоньку выходить. Конечно, не всем.

— Подождите, а как же радиация?

— Сначала на десятки и сотни километров идет ударная волна, это 20-30 секунд, затем световое излучение, затем радиация. Это уже на годы, десятилетия…У цезия период полураспада — 30 лет, у плутония — десятки тысяч лет. У меня докторская диссертация называется «Ведение работ в очаге ядерного поражения». Я отрабатывал тему, что и как нужно готовить, какой комплекс работ по очистке проводить впоследствии на зараженной территории, чтобы люди могли там жить.

Во время Карибского кризиса 1962 года, вспоминает генерал, мир был на грани. Лишь личный телефонный разговор Кеннеди с Хрущевым позволил разрядить обстановку.

«Когда ушел Хрущев, заступил Леонид Ильич, отношения с Америкой наладились немного, при Горбачеве пошла международная разрядка», — резюмировал наш собеседник.

Возможно, свою роль сыграла и авария на Чернобыльской АЭС, считает Тараканов. Все как будто опомнились, осознали, что может случиться, если даже мирный атом способен устроить самый настоящий ад.

Из личного архива Николая Тараканова

Фото: [Из личного архива Николая Тараканова]

Самые опасные зоны

Николай Тараканов получил приказ о командировке в чернобыльскую зону лично от начальника гражданской обороны СССР генерала армии Алтунина.

Всего с 1986-го по 1991-й годы через очаг катастрофы прошло более полумиллиона рядовых ликвидаторов со всего Союза.

«Более 50 тысяч человек уже ушли из жизни», — напоминает генерал.

На крыше реактора, очисткой которого от ядерного топлива командовал Тараканов, находились две самые опасные зоны — «М» и «Н». Зону «Н», то есть «Наталья», Николай Дмитриевич назвал в честь матери. «М» — «Мария» — в честь сестры.

Сентиментальный поступок, но вообще-то генерал славился на весь Чернобыль крутостью нрава. Ругался даже с членами правительственной комиссии. Однако солдат, которые должны были подниматься на крышу реактора и лопатами сбрасывать вниз ядерное топливо, берег. В момент взрыва графитовые стержни приварились к крыше, их отбивали кувалдами. Фонило сильнее, чем в Хиросиме. Роботы, которых заказали в ГДР, не выдержали — справиться могли только люди. И это был единственный выход не допустить необратимые последствия.

Валерий Зуфаров, Владимир Репик/ТАСС

Фото: [Валерий Зуфаров, Владимир Репик/ТАСС]

Фонили даже стены

— На крышу шли добровольцы?

— Да, добровольцы. Специалисты просчитали предельное время, которое они могли там находиться, иначе бы все были смертники. На крыше каждый работал только раз, реже два. И только трое поднимались трижды. Из прошедших через крышу лишь процентов пять умерли от болезней, напрямую связанных с облучением. Это я считаю и своей заслугой.

Николай Дмитриевич и сам заработал лучевую болезнь. По данным анализов, получил более двухсот бер облучения. Четыреста — смертельная доза.

Полгода он провел в клинической больнице № 6 в Москве, на Щукинской, где в страшных мучениях умерли чернобыльские пожарные. В их палатах фонили даже стены.

Через два года после Чернобыля, едва оклемавшись, Николай Тараканов уехал командовать спасательными работами в зону страшного землетрясения в Армении, произошедшего в декабре 1988 года.

— Но там ведь не было радиации?

— Там прошла ударная волна, которая все разрушила. Я же писал учебник, как проводить спасательные работы в подобных условиях только после ядерного взрыва, так его офицеры по листочкам растаскивали. Армяне звали меня уважительно: генерал Тараканян.

Валерий Зуфаров/ТАСС

Фото: [Валерий Зуфаров/ТАСС]

Японец встал на колени

— Николай Дмитриевич, как Вы считаете, будет третья мировая война, только честно?

— Я считаю, что это слишком тяжелая и серьезная тема, чтобы о ней так легко говорить. Думаю, что нет. Уверен, что нет. Всем хочется жить. Я думаю, Байден это понимает, и он никогда первым не отдаст такой приказ.

— А что думаете по поводу того, что Россия недавно отозвала ратификацию Договора о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний (ДВЗЯИ)?

— Я считаю, это хорошо. Мы правильно поступили. Американцы же его у себя тоже не утвердили. Так почему мы должны выполнять то, что сами они выполнять не хотят? Сейчас многие к возможному ядерному удару стали проще относиться, спокойно говорить — одно взорвем, другое взорвем. Потому что забыли, как это было. Или вообще не знали. Как-то мой доклад о последствиях Чернобыльской катастрофы на симпозиуме в Японии получил первую премию, на банкете ко мне подошел старенький японец, он сказал, что в 1945 году в Хиросиме у него погибла вся семья. И он понимает, через что мы прошли в Чернобыле и что предотвратили. Он встал передо мной на колени в знак благодарности.

Ранее мы рассказывали, когда и как начался арабо-израильский конфликт.