Иван Краско: Сняться в кино – все равно, что плюнуть в вечность
Фото: [Алексей Даничев / РИА Новости]
«Я всю жизнь в Санкт-Петербурге, но я очень люблю Подмосковье. У меня там друзья были, и я часто ездил к ним в загородный дом… Красивые места, конечно», – признается известный актер. Несмотря на то что народному артисту России 87 лет, он продолжает играть в театре, кино, преподает. Кроме того, его поддерживает молодая жена: в 2015 году Краско женился на своей студентке Наталье Шевель, которая моложе его на 60 лет. Брак вызвал много пересудов. Однако, кажется, что Иван Иванович очень счастлив. В интервью «Подмосковье неделя» он вспомнил свой путь – от военной службы до большой сцены, порассуждал о том, как с годами изменился театр, и почему главное для артиста – вносить в роль свое, личное.
– Иван Иванович, вы помните свои первые актерские опыты?
– С высоты прожитых лет понимаю – что-то вело с самого детства. Родился в Вартемягах, это село под Санкт-Петербургом (тогда Ленинградом). Там протекает небольшая речка Охта, которая впадает в Неву… Вот меня потом и унесло «течением» в Ленинград (смеется). У нас был в деревне Дом культуры, где показывали фильмы. Я раз 20 смотрел «Чапаева» и уже тогда думал, что, может, на роль самого Чапаева претендовать мне не стоит, а Петьку сыграю запросто.
– Была возможность потренировать желанную роль?
– После просмотров делился с сельской детворой, которая была младше на два-три года. Их еще не пускали в кино, а я в лицах пересказывал сюжет. Еще рассказывал разные сказки. Засиживались до сумерек. Потом, когда дети возвращались домой, они восторженно говорили родителям, что были со мной, и я им снова разыграл целый спектакль. Сейчас думаю, что это можно назвать моим первым театром, а этих ребятишек – первыми зрителями.
teatrvfk.ru
– Я знаю, что вы окончили военно-морское училище и даже были командиром десантного корабля. Почему решили в итоге отказаться от военной карьеры и выбрали сцену?
– Действительно: сначала отучился в подготовительном училище, потом поступил в основное, военно-морское. Так решил и устроил мой дядя, который, вернувшись с войны, усыновил меня. Учась в подготовительном, активно участвовал в курсантской самодеятельности, а когда поступил в высшее училище, только на четвертом курсе решился пойти в театральный кружок. Почувствовал потребность, решил, что должен декламировать не хуже Гарика Арно, своего сокурсника, который мастерски читал памфлеты. Мне, конечно, казалось, что он слишком надрывается, надо бы попроще… Но в целом всем нравилось. Мы всегда что-то ставили и вне студии с сокурсниками к разным праздникам. Но это все были почему-то композиции без текста. Точнее, его там было очень мало – например, одна фраза Маяковского. Помню, когда поступал в кружок, художественный руководитель не знал, что у меня сильная тяга к актерскому мастерству, не понимал этого. Он всегда спрашивал: «Зачем вам это?! Через полгода ведь будете на флоте, получите офицерские погоны». Но я стоял на своем. И тогда он попросил подготовить выступление для поступления – басню, стихотворение и отрывок прозы, как на экзамен в театральный институт. Я подготовился и вышел выступать перед ним и 20 студийцами, которые на тот момент уже полгода занимались. Мичман сказал: «Это будет ваша комиссия. Читайте».
– Было страшно?
– Я совершенно одеревенел, голос звучал, как чужой, я не чувствовал никакой свободы движения и остановился на середине. Говорю: «Странно, дома-то у меня получалось». Они все стали хохотать, сказали: «Дома у всех получается. А там у тебя, наверное, целый зрительный зал – мама, бабушка». Я ответил: «Мамы у меня нет, а бабушка далеко». Мичман не смеялся. Он наблюдал за мной, увидел, как серьезно отношусь к актерству, и выгнал всех студентов. Закрыл дверь на ключ, отвернулся и сказал: «Читай». Тогда для меня наступил момент «быть или не быть», когда должен доказать и ему, и – главное – себе, что знаю, как надо читать. Закрыв глаза, прочитал эту басню так, как я ее слышал внутри. Никто не мешал. И тут произошло чудо: этот двухметровый человечище положил свои руки мне на плечо, поднимаю голову – а у него слезы текут. Он сказал тогда пророческие слова: «Сынок, я не знаю, что ты будешь делать на флоте. Без театра тебе не жить». И мы, двое мужчин, зарыдали и плакали минут 20. Именно этот день я считаю днем рождения актера Краско.
– Как же вы перенесли оставшееся время на флоте?
– Взял с собой в Измаил, куда был распределен командиром десантного корабля, мемуарную литературу. Тогда на самом деле просто повезло: к флоту отношение было скептическое, его частично расформировывали. Через год смог демобилизоваться. Один капитан II ранга по фамилии Румянцев считал, что я прирожденный моряк. Он прикипел ко мне, не хотел, чтобы я уходил. Наверное, так решил из-за моего характера. Но сила воли нужна не только на флоте. Я вернулся в Ленинград в 1954 году. Помню, на меня произвели невероятное впечатление студенты театрального, когда их увидел: выглядели абсолютно счастливыми, раскрепощенными, шутили, хохотали. А на меня в тот момент очень сильно повлияла военная закалка: восемь лет службы за плечами сказались, ходил с руками по швам, был довольно скованным, держал по привычке большой палец между пуговицами на кителе. У меня тогда даже одежды другой не было: как уволили, в том и пришел, только без погон. В общем, ноги сами принесли на Университетскую набережную, где находился филологический факультет ЛГУ. Меня очень легко приняли. Когда пошел смотреть расписание, случайно увидел рядом объявление о приеме в студию театрального искусства на отделение драмы. Увидел там имена Игоря Горбачева, Сергея Юрского и вспомнил, что Юрского видел, будучи курсантом. Гомерически смешной артист! Он провел детство в гримерке Юрия Никулина. Я, конечно, пошел в студию, и меня приняли с распростертыми объятиями.
– А как, по вашим наблюдениям, за годы менялись театр, актерская школа?
– Это было очень ощутимо. У меня была, конечно, мощнейшая школа, потрясающие учителя. Я попал на курс Елизаветы Ивановны Тиме, а известный режиссер Игорь Горбачев стал моим старшим преподавателем. Все как-то совпало. Никогда не забуду, как Игорь Горбачев поставил с нами пьесу Августина Кусани «Центр нападения умрет на заре». По сюжету там у олигарха был каприз – собрать представителей самых ярких, самых лучших профессий и необычных персонажей. В частности, там были артист, футболист, балерина, даже Кинг-Конг. Хорошая была работа.... Люблю ее вспоминать. В то время было на самом деле гораздо больше возможностей. Например, мы пошли показываться Товстоногову в его театр всем курсом. Художественный совет не жалел времени на то, чтобы посмотреть на всех студентов. Теперь такого, к сожалению, нет, это нереально. Никто никому не нужен… Играют роль какие-то личные взаимоотношения, симпатии, знакомства.
– То есть самому пробиться сложно?
– Попасть в театр очень тяжело, нужно сначала каким-то образом познакомиться с режиссером и чтобы тебя представили знакомые. Кроме того, новые артисты часто тяжело приживаются в труппах. Система сломалась. Во времена моей молодости все было доступно, если у тебя есть талант и желание идти вперед.
– Какие роли вам запомнились?
– Первый выход на сцену в БДТ в спектакле «Идиот» по произведению Достоевского. Я играл роль кондуктора, который шел по вагону, объявлял «Санкт-Петербург!» и размахивал фонарем. Моя голова все время непроизвольно оборачивалась на одного единственного пассажира, которого играл не кто иной, как Иннокентий Смоктуновский. Меня тогда очень ругал режиссер, говорил: «Хватит вертеть головой! Для вас это не Смоктуновский, а самый обыкновенный пассажир. Ну вы же актер. Соберитесь уже!»
– А вы помните свой дебют в кино? Насколько было тяжело сначала работать в кадре? Принято говорить о том, что театральная актерская школа отличается от кинематографической…
– Я не разделяю эту точку зрения. Впоследствии очень много работал в кино, но никогда не отступал от своего театрального опыта, именно этот багаж мне всегда помогал. Посмотрите, большинство российских актеров в кино имеют все-таки театральную базу. Кого ни возьми. Тот же Иннокентий Смоктуновский, Михаил Ульянов, Фаина Раневская. Мало актеров, имеющих специализированное кинообразование. Среди них Вячеслав Тихонов, например. Но ему попались совершенно гениальные режиссеры, которые сделали из него великого артиста. Алексей Баталов тоже… Но он с детства постоянно проводил время во МХАТе. На самом деле разница между театральными и киноактерами, по сути, только в том, что киноактер знает, в какой позе нужно остановиться, какой ракурс для него более выгодный. Но мне кажется, это все по большому счету ерунда. Главное – искренность.
– То есть вы больше любите театр?
– Я всегда так любил театр, потому что это живое искусство. Кино – несколько другое. Остановленный момент. Поэтому Фаина Георгиевна и говорила: «Сняться в кино – все равно, что плюнуть в вечность». Несмотря на мою верность театру, от съемок в кино я никогда не отказывался. Кстати, выходя на площадку, я порой сам убеждал режиссеров, что ту или иную сцену нужно играть по-другому, нежели они изначально хотели. Когда были порой эмоциональные всплески, режиссеры говорили: «У вас это получилось очень лично…». Я отвечал в таких случаях: «А зачем нужен актер, который не вносит в роль ничего личного?»
– Как вы начали преподавать? И чем современные студенты отличаются от актеров прошлого?
– Мой главный принцип преподавания – личный пример. Я все стараюсь показать наглядно, потому что в теории, на пальцах ты никогда не передашь начинающему актеру свой опыт. Вообще я убежден, что научить человека быть артистом нельзя, он может научиться. Если захочет.