Владимир Сошников: «Фотография – это умение видеть»

Герои Подмосковья
Владимир Сошников

Фото: [Владимир Сошников]

Владимир Сошников – потомственный фотограф, за плечами которого многолетний опыт фотосъемки и преподавания в ВУЗах, и организатор «Фотографических посиделок» в Красногорске. На занятиях, проходящих в неформальной обстановке, любой желающий вне зависимости от степени и глубины познаний в области фотографии может усовершенствовать свои навыки, а также научиться правильному видению, которое необходимо настоящему фотографу. В интервью Владимир расскажет о распространенных ошибках начинающих любителей фотосъемки, о личном пути к фоторемеслу и о своей школе в Красногорске.

Вы являетесь фотографом в третьем поколении, расскажите о дедушке и бабушке. Они занимались фотографией еще до революции?

– Вообще дедушка был сначала кузнецом, а потом стал фотографом. Как произошел этот переход, я не знаю. Дедушка и бабушка жили в городе Кашине, и у них была своя фанерная будка на рыночной площади, где они занимались фотосъемкой по коллодионной технологии. Эту технологию еще называли «пятиминуткой». Стеклянная пластина поливалась эмульсией, на нее фотографировали, а потом быстро обрабатывали. Если в течение пяти минут не успевали обработать пластину, то все застывало, и проявить снимок уже было нельзя. Кстати, линзы старого объектива, на который дед снимал в этой будке, у меня хранятся до сих пор.

По сути, дедушка зарабатывал тем, что развлекал народ. Люди просовывали голову в отверстие фанеры и фотографировались в каком-то смешном виде. У этой фанерки было еще и чисто практическое применение. Дело в том, что объектив не фокусировался, поэтому щит ставился на определенное расстояние, чтобы голова человека оказывалась в резкости. Получались забавные фотографии, какие и сейчас иногда делают где-нибудь на курортах. На той же самой площади в Кашине у деда была фотомастерская, где он занимался уже серьезными фотографиями. К дедушке приезжали из деревень семьями для съемки. Бабушка помогала ему, можно сказать, в качестве лаборанта.

Когда пришло желание продолжить семейное дело?

– Далеко не сразу. Когда мне было два года, мы переехали из Кашина в Дубну, где мой отец вслед за дедом стал профессионально заниматься фотографией. Я же долго сопротивлялся: увлекался горными лыжами, физикой, учился в мореходках и даже шесть лет ходил в море боцманом. Меня привлекала романтика, но все решил случай. Однажды мой друг позвал меня «шабашить». Мы взяли пленки и фотоаппарат, который был у меня дома, и поехали в какую-то воинскую часть. Сфотографировали солдат, и за неделю заработали восемьсот рублей. В то время это были сумасшедшие деньги. Нам, естественно, это очень понравилось, и мы нашли еще одну воинскую часть. Ехали туда в предвкушении нового крупного заработка, но, к нашему разочарованию, на этот раз фотографии совсем не получились. Тогда мы совершенно не задумывались ни о каких параметрах съемки: на фотоаппарате просто стояла какая-то выдержка, какая-то диафрагма, мы зарядили какую-то пленку. Удивительно даже, как у нас получились фотографии в первый раз. После неудачи я серьезно задумался о ее причинах. С этого момента и началось мое обучение фотомастерству.

Получается, что отец и дед не учили вас этому ремеслу?

– Нет. Хотя, когда мне было десять лет, дед пытался научить меня ретушировать снимки. Мне дали как-то карандаш и фотографию бабушки, после чего я принялся ее ретушировать. Я так увлекся, что после обработки бабушка стала выглядеть на восемнадцать лет. Для меня критериями хорошего снимка тогда, как и для многих сегодня, была кажущаяся моложавость. Дедушка, увидев фотографию, дал мне подзатыльник. После этого я понял, что у каждого возраста должен быть свой образ.

Когда я стал искать ответ на вопрос, почему не получились фотографии во второй воинской части, обратился к старым книгам и справочникам, которые были в семье. Я ложился на ковер и читал книги тридцатых и пятидесятых годов. Информация в них была универсальной, начиная с устройства фотоаппарата и правил съемки. Оказалось, что у фотоаппарата имеются определенные параметры, и когда параметры совпадают с окружающими условиями съемки, тогда и получается кадр. Потом появились другие книжки, и я уже приходил к деду или отцу с конкретными вопросами. Мое обучение напоминало посиделки, у которых не было определенной последовательности и методики. Уже потом, когда я стал преподавать в разных университетах, пришлось волей-неволей заниматься методической работой. Когда я начал учить студентов профессиональной съемке, понял, что мне еще самому надо учиться и учиться. Можно сказать, что учился вместе с ними.

Расскажите о ваших «Фотографических посиделках»в Красногорске. Теперь они переросли в полноценную фотошколу?

– Посиделки начались с того, что стали приходить люди, которые хотели научиться фотографировать. У нас собралась группа, часть которой уже что-то умела, а часть первый раз держала фотоаппарат в руках или даже еще хуже – у них даже не было фотоаппарата. Мы решили устроить посиделки, как ознакомительную программу, где говорили о том, что такое фотография, проводили обсуждения и съемки. Человек приобретал какие-то знания, и в результате этих посиделок за год часть людей ушла, а шестнадцать осталось. Оставшиеся шестнадцать человек представили свои фотографии на выставке, которая с успехом прошла в этом году в ДК «Подмосковье», а сейчас их работы висят в Архангельском и культурном центре «Красногорье». Со временем мы поняли, что народ все-таки больше тяготеет именно к формату школы, а не посиделок.

Мы называемся школой в том смысле, что у нас человек может учиться и углублять свои познания. В любой традиционной школе есть некий период обучения, а у нас обучение не ограничено какими-то сроками. Настоящий художник – это человек, который учится всю жизнь. Занятия у нас бесплатные, люди приходят, когда захотят. В этом году был выездной пленэр в городе Кашине и в январе мы планируем опять поехать туда. Обычно собирается компания, где младшему лет семнадцать, а старшим под шестьдесят.

– Вы уже успели заметить прогресс среди ваших учеников?

– Да, у некоторых учеников прогресс заметен значительный. Развиваются, как правило, люди, которым всерьез интересно фотомастерство. Что-то в мозгах, видимо, поворачивается, меняется мышление. Фотография – это, на самом деле, в первую очередь, умение видеть. Человек должен уметь увидеть то, что он хочет сфотографировать, и порой для многих остается загадкой, как можно увидеть то, чего нет. Видение художника очень часто не совпадает с тем, что замечают все остальные. Разглядывая интересные снимки, обычные люди часто спрашивают, где они были сделаны, хотя это может быть знакомое для них или известное всем место. Например, мы гуляли как-то в Красногорске по Детскому городку и заметили две стоящие рядом березы, у одной из которых рисунок на коре шел вертикально вдоль ствола, а у ее соседки – был поперечным. В этом месте проходят толпы людей за день, все видят две березы, но никто, как правило, не обращает внимания на необычное сочетание рисунков их коры. У берез тоже есть свои «брюнеты» и «блондины», но это надо уметь увидеть.

– Какие фотографии можно назвать правильными, а какие неправильными?

– А что значит, правильные или неправильные? Все зависит от того, что мы снимаем: пейзаж, портрет, репортаж или еще что-то. Есть определение жанра. Мы можем, например, поместить в пейзаж человека, но он будет второстепенным объектом на снимке, выполняя лишь роль «линейки», то есть будет определять масштабное соотношение. Однако это может быть репортаж, который рассказывает о каком-то действии. В тоже время это может быть портрет с характерными чертами человека. Например, представим, что фотограф снимает рыбака, который ловит рыбу. Кадр будет зависеть от того, снимает ли он рыбалку как процесс или берег реки, где рыбак лишь стаффаж, или же портрет рыбака, где он – это главное действующее лицо. Мы можем из одного и того же сюжета сделать несколько фотографий разных жанров. Когда же нет определенности, что мы снимаем, сразу возникают проблемы.

Если мы снимаем портрет человека, то правильность или неправильность снимка определяется жанром портрета, однако и тут возникают новые критерии правильности: снимаем ли мы художественный портрет, декоративный или просто информационный. Например, декоративный портрет отличается от художественного тем, что последний может быть некрасивым образом, а декоративный обязан быть красивым. Так что правильность фотографии, можно сказать, имеет субъективный характер.

– А если человек четко понимает, что хочет снять, например, цветок, получится ли у него кадр?

– Ну да, цветок вроде бы получится, но возникнет иная проблема. Другой человек может снять этот же цветок, и его фотография будет неотличима от первой. В ближайшее время у нас в школе как раз будет пленэр, на котором все будут снимать одну и ту же модель. Каждому нужно будет сделать три снимка: общий, средний и крупный план. Все снимки делаются без указания фамилии того, кто их автор. Потом я возьму все получившиеся фотографии, перекину себе на компьютер и перемешаю. Могу предсказать, что многие не смогут определить свою фотографию среди других. В этом случае можно будет сделать вывод, что они не видят, что снимают.

Частая ошибка заключается также в том, что человек стремится фотографировать сам предмет. Я же начинаю снимать не предмет, а промежутки и интервалы, то есть строю композицию, оценивая расстояние от левого края до предмета, от верхнего края до предмета и так далее. Получается, что композиция строится не из предмета, а как бы из пустоты. Есть еще одна распространенная ошибка начинающих. Современный фотоаппарат имеет огромные возможности, но часто его владелец не углубляется в изучение этих возможностей и не знает, что с ними делать.

– Ваш любимый жанр – это пейзаж. Почему он вам ближе, чем, например, портрет?

– Наверное, потому, что я много снимал по жизни и все время сталкивался при фотографировании человека с тем, что вторгаюсь в его личное пространство. Я не хочу никуда вторгаться, а потом я в свое время работал в Агентстве печати «Новости» на Парке культуры в Москве, и ездил по всему миру, фотографируя заодно для журналов, плакатов и так далее. Я освоил световые схемы студийной съемки, и мне стало это малоинтересно. Студийная съемка портретов предполагает, что я создаю те условия, которые мне необходимы. Когда снимаешь пейзаж и выходишь на улицу, то условия тебе диктует природа, а ты должен приспосабливаться к этим условиям. В этом меня гораздо больше привлекает природная съемка.

В пейзаже мне нравится открывать что-то новое в знакомом и, казалось бы, всем очевидном, чтобы зритель удивлялся, как он этого не замечал. В октябре в ДК «Подмосковье» открывается моя выставка «Неисхоженная Русь», которая как раз представляет такие всем знакомые русские пейзажи. Там будет представлена тридцать одна работа, хотя могло быть и больше, просто мы исходили из площади выставочного зала. Кстати, наши занятия проходят обычно в этом же зале.

– В наше время едва ли не каждый обладатель более-менее дорогого аппарата считает себя фотографом. Как вы к этому относитесь?

– Это все равно, что купить скальпель, и думать, что стал хирургом. Мне попалась как-то на глаза газета 1913 года, в которой я прочитал, как один матерый фотограф еще в те далекие годы жаловался на появление «моря щелкунов» из-за доступности фотоаппаратуры и изобретения «сверхчувствительной» пленки. Оказалось, что он имел в виду пленку в двадцать пять единиц, от которой потом все отказались. Сейчас минимальное значение – это сто единиц. Так что этой проблеме уже больше века.