Максим Дунаевский: В культуре вихрь перемен

Максима Дунаевского, композитора, заслуженного деятеля искусств Российской Федерации, знают и любят не только в нашей стране. Много лет он прожил в Америке и работал в Голливуде. Песни Дунаевского исполняли и исполняют Михаил Боярский, Жанна Рождественская, Николай Караченцов, Дмитрий Харатьян, Любовь Успенская, Маша Распутина, Татьяна Буланова. Его музыка звучала в фильмах «Д’Артаньян и три мушкетера», «Ах, водевиль, водевиль…», «Карнавал», «Трест, который лопнул», «Зеленый фургон», «Мэри Поппинс, до свидания!», «Маленькое одолжение», «Светлая личность» и многих других. Правда, мало кто знает, что жизнь народного артиста всегда была тесно связана с Подмосковьем. На днях Дунаевский закрывал Год культуры Московской области. Почему – выяснял у композитора корреспондент «НП».

- Максим Исаакович, что для вас значат произведения, которые прозвучали на гала-концерте в честь окончания Года культуры?

- Кроме моего попурри, я им просто представлюсь публике, прозвучало одно из моих любимых произведений, которое я даже и песней не могу назвать - это оркестрово-вокально-хоровая композиция «Ветер перемен». Сейчас ее обычно исполняют как песню, но это не песня - это произведение с философским содержанием, с прекрасными стихами Наума Олева, настоящего поэта, не просто песенника, и я думаю, что оно очень подходит к содержанию того, что происходит в культуре Московской области - ветер перемен.

- Расскажите, что на ваш взгляд происходит, действительно большие перемены?

- Я думаю, не просто большие - вихревые, потому что Московская областная филармония в советское время в отдельные годы была неплоха, то поднимаясь, то куда-то уходя в тень, потому что рядом была Московская филармония, и, конечно, конкурировать было сложно. А теперь конкурировать не только можно, но и нужно, ибо в Москве площадок мало, количество концертных залов только уменьшается, а не увеличивается. А область сегодня очень богата и концертными залами, и кадрами, которые могут действительно совершить какой-то поворот в культуре, причем в культуре не только области, но и всей России, хотя область это тоже как страна, даже поболее любой европейской страны, и это культура России несомненно. Это замах очень серьезный, и новые люди, которые пришли в филармонию, и директор Ильясов, и замдиректора Елена Дунаевская, мне кажется, способны на это, у них очень много желания, умения, профессионализма, опыта - всего, что необходимо. Плюс новые областные власти - и губернатор, и правительство, и министр культуры, - все только «за!». Это имеет настоящую серьезную поддержку.

- Елена Дунаевская случайно не ваша родственница?

- Случайно уже нет. Она моя бывшая супруга. Но мы продолжаем с ней вести деловые и дружеские отношения. Поэтому сегодня я тоже здесь.

- Какая у них цель? Нести культуру в массы?

- Нет. Культура - в массы - это ленинский лозунг. Здесь важно другое: во всем мире филармонии играют ведущие роли. Они являются основным проповедником искусства, не только музыки - вообще. И организация фестивалей всегда лежала на плечах всех филармоний в мире, всевозможных знаковых событий, любых больших мероприятий. Конечно, гастрольной деятельностью сегодня в большей степени занимаются всевозможные продюсерские центры и гастрольные организации, но что касается местного искусства, местной культуры, конечно, филармония играет решающую роль. Я думаю, что это понимание и толкнуло людей в областном правительстве и тех, кто сегодня пришел к руководству в филармонии, на правильный путь.

- Что еще волнует вас сегодня? Пишите ли вы по-прежнему музыку для кино?

- Для кино пишу совсем мало. В прошлом году сделал два фильма, а в этом году, похоже, ни одного - год уже кончается. «Полный вперед!» с Аллой Суриковой и комедию с Дмитрием Харатьяном «Боцман Чайка», которая еще до сих пор не вышла на экраны, но вот-вот должна выйти. Хорошая, смешная комедия, там занято много хороших актеров: Нонна Гришаева, Дмитрий Харатьян, Армен Джигарханян…

- Почему вы стали меньше писать для кино?

- Могу ответить вопросом на вопрос. А есть ли у нас кино? Я уже дошел до такого состояния и возраста, когда не хочу участвовать лишь бы в чем-то. Конечно, деньги - всегда есть деньги… Но вы знаете, тут какой-то взаимный процесс любви. И, видимо, нелюбви. Потому что несколько моих попыток работать с молодыми продюсерами и режиссерами привели к конфликтам, ибо я увидел полное непонимание того, что происходит в кинопроцессе. Причем я не ретроград. Нет. Я готов работать, я умею работать, у меня есть разные возможности и разные стили, в которых я могу работать в кино. Но, видно, творчество там сегодня не нужно. И мои какие-то соображения и знания никому не нужны. Нужен саундтрек, и слово говорит само за себя, в нем ничего плохого нет. Это придумали американцы для кино – «звуковая дорожка», ну вот это и стало звуковой дорожкой. Сегодня там нет творчества и нет понимания, что музыка в кино способна сделать очень многое, как она всегда делала и делает в лучших образцах киноискусства. А у нас сегодня все подчинено продюсерству, которое находится еще в зачаточном, детском состоянии. Без мысли, без образования, без знаний. Если в американском кино - продюсер - он же практически и режиссер, именно по соображению, по знанию, не говоря о том, что он отвечает за деньги. У нас же почему-то ни наше министерство уважаемое, ни киноотделы департамента до сих пор не могут соединить зависимость продюсера от результата. Поэтому дома продюсеров растут, благосостояние растет, а кино не улучшается.

- А что вы скажете про сотрудничество с эстрадой?

- Нет у меня этого сотрудничества сегодня. По двум причинам, скажу честно, видимо, я просто не могу уже написать то, что называется «на злобу дня». Не могу и не хочу. Иногда пишу по каким-то отдельным заказам своих друзей. Я имею ввиду не денежные заказы. Могу написать Леше Глызину, еще кому-то. И мне это доставляет удовольствие. А делать это потоком и своим бизнесом я не в состоянии. И не хочется. А когда не хочется - и состояния нет!

- Может быть, потому, что на эстраде то же плачевное положение, как и в кино…

- Нет, тут причина другая. Когда у меня была наивысшая точка моего успеха, тогда песни имели массовый характер. А сегодня песня разделена на ниши. У молодежи есть ниши и у более зрелого поколения есть ниши. И не только возрастные - кто любит танцевальную музыку, кто дискотечную, кто рэп. И поэтому «попасть» сегодня хитом во всех невозможно. И это мне неинтересно. Для кого я сегодня пишу? Ну для кого? Реперы сами для себя пишут. Да все сегодня сами для себя пишут. Им никто не нужен. Потому что они попадают в свою, узкую аудиторию. Сегодня нет такого артиста, который понравился бы всем. И песен таких нет. Поэтому сегодня, кстати, есть одна очень отрицательная тенденция: народу хочется попеть, выпив немножко водки, поэтому он себе нашел такую пьяную песню. К сожалению, не очень высоких образцов.

- У Верки Сердючки?

- У Верки Сердючки, у Стаса Михайлова. Это совершенно коммерческие люди, которые знают, что делают. Они знают, на какую струну надавить, какую слезу где выжать. Но это происходить не на пустом месте. Народ истосковался, ему хочется пострадать, попеть, попереживать. Но сегодняшняя эстрада этого никому не дает. Поэтому и получилась такая смесь блатняка, ресторана и некой советской эстрадной песни. Ведь то, что они делают - это эстрада 60-х годов – советская, чистой воды. Только там было очень талантливо. Вот в чем разница.

- Вы поддерживаете многие мероприятия, успеваете еще заниматься и общественной деятельностью, благотворительностью, возглавляете культурные фонды. Откуда вы черпаете энергию?

- Не знаю, она у меня есть, куда ее девать? Отсюда и спорт, и женщины, много есть вещей, которые тебя питают. Это не секрет, просто организм такой. Я совершенно не чувствую, что мне скоро 70 - такая ужасная дата! Мне кажется, что это какая-то ошибка природы.

- У вас же юбилей 15 января, как готовитесь отметить?

- Будут концерты. И областная филармония мне очень помогает в этом, и участвует и организовывает мои юбилейные концерты.

- Максим Исаакович, что для вас Подмосковье? Можете сказать одним словом?

- Одним словом не скажешь. Я всю жизнь в Подмосковье. Мало того, уже много лет я и живу в Подмосковье, в Алабино, Нарофоминском районе. У меня все там, и дети мои там учатся.

- Вы осознанно решили жить не в Москве, а в области?

- Мне кажется, что на каком-то этапе жизни человек должен быть ближе к земле. Не в смысле копаться в земле. Огородами мы не увлекаемся. И дело даже не в воздухе. Ты приезжаешь, ты чувствуешь себя человеком, изолированно, в своем доме. Ведь не случайно вся Америка одноэтажная. Хотя это давно уже иносказание. Потому что одноэтажных домов там уже мало, это традиционные американские ранчо, они все большие, но одноэтажные.

- Именно, чтобы быть ближе к земле и получать от нее подпитку?

- Да. Я 10 лет прожил в Америке и понимаю, что половина, а может быть и больше половины населения, живут в своих домах. И в этом есть огромный смысл. В городе не может быть такого количества домов. Значит, все это выходит за город. Поэтому там изменилась инфраструктура. Там ночью город стоит пустой. Там никого нет. Есть рестораны, конечно, есть офисы, магазины. Все это пустеет вечером, когда люди разъезжаются по спальным районам, которые уже давно стали сами по себе городами. Я думаю, что нас это тоже ждет.

- С Подмосковьем связано и детство, и ваша молодость?

- О! Я очень любил детские лагеря. Любил играть в футбол, соревноваться, всякие спартакиады, любил из-за спорта, из-за свободы. Мальчишеская свобода – делай, что хочешь. Нет, конечно, не все, что хочешь - лагеря были достаточно строгого режима у нас, но тем не менее это была свобода. Меня всегда отправляли в лагерь в Рузу. В той же Рузе я очень часто бывал в Доме композиторов. Рядом в Малеевке был Дом писателей. Иногда даже некоторые писатели, композиторы снимали себе домики и жили там по несколько месяцев, лет - трудно было купить дачу. Сейчас нам трудно это понять: как это нельзя было купить дачу или квартиру? Нельзя было, трудно, невозможно. Это не было твоей собственностью, поэтому люди вот так жили годами. И у меня то же самое было. Когда я уже повзрослел и стал членом Союза композиторов, мне дали вот такой домик - домик творчества - и я там с удовольствием жил, творил, ездил в город по делам, и это было замечательно.

- Вам там действительно легче было творить или вам все равно, где творить?

- Нет, это не все равно. Надо войти в процесс, конечно. А войти, когда тебя все время отвлекают, когда надо куда-то ехать, куда-то спешить, когда тебе звонят, запланированы бесконечные какие-то встречи, это очень тяжело. Поэтому в городе я работаю исключительно ночью, когда все смолкает и у тебя есть время подумать. За городом можно работать в любое время. Но «загород» у нас тоже теперь, конечно, относительный – раз, два - и ты уже в Москве. Не тот «загород», какой был раньше. Тем более Руза на расстоянии 120 км от Москвы. Конечно, Алабино – это не Руза, но тем не менее само это ощущение приватной жизни, оно очень много дает.

- Что оно дает – свободу?

- Да, ощущение, что ты владеешь своей жизнью.