Эдуард Успенский: «Спанч Боб – это какая-то ерунда»
Фото: [Кирилл Каллиников / РИА Новости]
В конце прошлого года создатель Крокодила Гены отметил 79-летие. В почтенные годы Успенский продолжает активно работать и оставаться острым на словцо. «Подмосковье сегодня» живой классик рассказал о своем отношении к тухлым чиновникам, «гавкалкам» и квадратным штанам.
О ТУХЛЫХ ЧИНОВНИКАХ И СКАНДАЛАХ
– В одном из интервью вы говорили, что у вас было множество нереализованных проектов, о которых вы жалеете. Например, «детский» банк и «детский» ТАСС. Вам до сих пор они интересны?
– Вот первый вопрос, на который я готов отвечать. Да, мне до сих пор интересны вопросы гражданского воспитания ребят. Создания пионерской организации или бойскаутских организаций. Подключения ребят к активной жизни в стране. К этому делу надо привлекать очень одаренных и вредных педагогов. Хочется встряхнуть детское радио, которое совершено дохлое и не работает: на нем какие-то скучные люди появляются. Детского телевидения нет совсем. Надо им заниматься. И дело в том, что даже если и выделяются деньги на него, то их дают не тем людям, сажают не тех людей, кто может над этим работать. Но это вечная история России советской и постсоветской, когда на все живые дела сажают самых тухлых чиновников.
– Вы как-то сказали, что многие замечательные проекты у нас рассматриваются только с точки зрения того, кого бы туда пропихнуть из угодных людей. То есть это проблема, которая начинается где-то сверху?
– Безусловно, да. Такой какой-то сложился чиновничий аппарат, короста чиновничья. И с ней трудно бороться. Просто уже невозможно, наверное. Любое хорошее дело зарастает немедленно, покрывается какой-то пеной.
– Но вы, как писатель и публичный человек, имеющий определенное влияние, как-то пытаетесь изменить эту ситуацию?
– Да нет, не особенно пытаюсь. Сижу, работаю, пишу книжки свои. Когда где-то надо, я вмешиваюсь, но силы не те уже. Да и более интересные дела уже есть в моем возрасте.
– Что за дела?
– Книги, книги, книги. Сюжеты какие-то, мемуары, заработки.
– Складывается впечатление, что вся ваша жизнь – борьба: то с чиновниками, то с корпорациями, то с могущественными семьями…
– Нет, это не так. Борьба – это где-то десять процентов. У меня был очень деловой секретарь – юрист, которому я поручал всю борьбу: он писал все письма, получал ответы, все учитывал, публиковал. А я занимался своей работой. Она была в основе, а не борьба. Я уезжал куда-нибудь в деревню, жил там месяцами, где-нибудь под Переславлем-Залесским, и спокойно работал. А потом возвращался в Москву и начинал опять свои какие-то скандальные дела.
О ВОЙНЕ С США
– Что вы еще переводили, кроме «Малыша и Карлсона»?
– «Дядюшку Ау» я перевел, это повесть финского писателя и моего друга Ханну Мякеля, затем стихи Анни Шмидт – голландской писательницы я переводил. Так что время не тратил зря. А сейчас я написал заново «Песнь о Вещем Олеге».
– Заново это как?
– Я решил взять и написать свой вариант песни о Вещем Олеге. Есть легенда, которую мы знаем только в пересказе Пушкина. А я пересказал ее по-своему. Мне интересно было, так сказать, сравнить уровень.
– Это же не первое ваше обращение к истории. Вы писали роман про Лжедмитрия. Чем вас заинтересовал эта тема? Ведь вы потратили 20 лет на сбор материалов и очень много сил на написание.
– Да, действительно. Но когда я брался за работу, я не думал, что она будет столь сложной. Я думал раз – и за два месяца напишу такую веселую историческую повесть. А она потребовала большого количества бумаг, дневников: дневники Марины Мнишек, записки польских священников, которые шли с Дмитрием в Москву, записки польского генерального штаба, и эти документы заставили меня сделать очень серьезную работу. Я четыре года работал, а книжка успехом особенным не пользовалась. Потому что читатель считает, что Успенский должен писать детские вещи, ему не надо заниматься историей.
– Можно ли сказать, что именно из-за этого романа у вас не сложилось со взрослой литературой?
– У меня сложилось! Это у читателей не сложилось – они не хотят, им не верится, что детский писатель может писать исторические книжки.
– Однако говоря о самой недооцененной вашей книге, вы назвали рассказы из цикла «Подводные береты» (история дружбы американского и русского дельфинов-разведчиков). Интересно, что книга, написанная много лет назад, сейчас едва ли не более актуальна.
– Ой, да, конечно! (Смеется.) Чем хуже отношения между Россией и США, тем интереснее читать эту книгу. Книга писалась давно. Всегда ведь есть какой-то конфликт в разных государствах. И всегда желательно его хотя бы на уровне народа не пропагандировать, а гасить. Руководители наших стран развоевались. И они будут воевать, пока не надоедят простым жителям, которые рано или поздно начнут вмешиваться в эту дискуссию.
О КВАДРАТНЫХ ШТАНАХ
– Можете ли вы сказать, что понимаете вкусы современных детей, что могли бы создать героя, которого бы они полюбили?
– Значит, смотрите. Сегодняшние дети с шести до девяти – они такие же, как были раньше. Это мои друзья. С девяти до 11 – это новые дети, с которыми у меня контакта меньше. А с одиннадцати лет они вообще уже уходят во взрослые люди.
– А с чем связано это: современное воспитание или…
– Не буду отвечать, это не ко мне вопрос. Дальше.
– Знаете ли современных детских героев, таких, как Губка Боб или Финн и Джейк из мультсериала «Время приключений»? Как вы к ним относитесь?
– По моему мнению, это бред какой-то. Но с другой стороны, если это все имеет место жить и это любят дети, так пусть будет. В конце же концов есть разные способы развлечь детей. Пусть будет этот «Боб – квадратные штаны», хрен с ним. Мне он не нравится, но кто-то от него в восторге. Пусть будут новые герои, пусть будет борьба героев.
– А есть симпатичные вам среди современных героев?
– Гарри Поттер – номер один.
– Чем же он хорош?
– Это не ко мне вопрос, дальше.
– Вы говорили, что героя создают не только автор, но и время, в которое он живет. Каким тогда должен быть идеальный герой нашего времени?
– Это не может быть один герой. Может быть много героев, каждый из которых является выразителем какой-то проповеди. Проповедей может быть много – не убей, не пожелай и так далее. У каждой проповеди в свое время – свой герой.
– Получается, что герои одинаковы во все времена.
– Безусловно.
– Насчет проповедей. Вы не раз говорили, что вы ощущаете себя скорее проповедником, нежели писателем. Когда вы пришли к этому пониманию?
– Начнем с того, что это два разных понятия, и они между собой несовместимы. Писателем я был, точнее, начал быть, когда я писал юмористические рассказы. А проповедником я стал, когда понял, что я – проповедник (смеется). Не все мои рассказы – проповеди, это касается скорее более поздних произведений.
О «ГАВКАЛКАХ»
– У вас есть страничка в «Фейсбуке», был совместный проект с «Одноклассниками», где вы представляли очередное продолжение «Простоквашина». Насколько, по-вашему, социальные сети значимы и полезны?
– Сети – очень хорошая и очень вредная штука. С чем бы даже сравнить… Это как мотоцикл на фоне велосипеда, понимаете? Вот все на велосипедах ездят, вдруг появился мотоцикл. Здорово? – Здорово! Опасно? – Опасно! И хорошо бы вернуться к велосипеду, а не хочется. Такие необходимые явления, конструкции, они, с одной стороны, очень вредны, они механизируют жизнь людей, а с другой стороны, с этим механизмом от пункта «А» в пункт «Б» можно доехать значительно быстрее. Поэтому эти вопросы философам надо задавать, я до таких вопросов еще не дорос. Лет через десять спросите меня об этом.
– У вас была очень душевная передача «В нашу гавань заходили корабли». Есть сейчас что-то подобное на телевидении? Какие передачи вы вообще смотрите?
– Программа «В нашу гавань заходили корабли» была очень популярна, но ее закрыли, потому что ее слушатели и зрители – пожилого возраста, на них не дают рекламы, а это не выгодно для канала. Хотя она самой популярной была на НТВ.
Из современного телевидения я люблю «гавкалки» (имеются в виду программы политической направленности. – Прим. авт.). Конечно, эти передачи ужасно влияют на население. Но это такая смешная штука, когда они все друг на друга по любому поводу. Им говорят: гавкайте по поводу Америки, гавкайте по поводу Турции, и они гавкают. Очень интересно за этим наблюдать. Одни и те же лица гавкают в любую сторону. Такой паноптикум.
О ЕГОРЬЕВСКЕ
– Давно были в родном Егорьевске?
– В Егорьевске я был, когда родился – смутно помню (смеется). Однажды я выступал в этом городе, меня там очень хорошо приняли, город очаровательный. Но к нему ведет очень плохое шоссе, и пока наше правительство его не наладит, я туда ездить не буду.
– А какие подмосковные города вам по душе?
– Мне нравится Руза – чистый город, спокойный, церковь там великолепная. Мне нравится Троицк, в котором я живу, чистый, хороший город. Мне нравится Дмитров. Где я еще-то бываю… Боровск – очень хороший город. Замечательные подмосковные города – они лучше, чем Москва. О, а знаете, какой еще мне город нравится? Жуковский! Вот Жуковский, а рядом с ним какой еще город есть? Раменское, по-моему. Ну такой замечательный! Дома ровные, раскрашенные, детские площадки классные. Я с мэром этого города ходил, подходили люди и говорили: спасибо вам за наш город. Правда, это было, знаете, давно, лет пять назад. Не знаю, что сейчас изменилось, но городок был просто конфетка.