Иван Харченко: «Русь – это крепость между Западом и Востоком»

Художник Иван Иванович Харченко с 1974 года живет в городе Сергиев Посад. Его главное мастерство – это панно на ткани в технике горячего батика. Полотна художника масштабны и по размеру, и по отраженным на них историческим и философским темам. В 1987 году Иван Иванович помогал скульптору В.М. Клыкову устанавливать первый в стране памятник Сергию Радонежскому в селе Городок. С 2004 года возглавил в Сергиевом Посаде местное отделение Союза художников.

–Расскажите о батике. Почему вы стали работать в этой технике?

– Батиком часто увлекаются женщины, поэтому у многих людей эта техника ассоциируется только с бабочками или цветочками. Мои батики – это панно на ткани, посвященные историко-философским темам. Есть два варианта техники батик: холодный и горячий. Последний больше подходит для моих художественных целей. Горячий батик гарантирует точность исполнения, а в холодном батике используется много свободной росписи, импровизации.

В институте моей дипломной работой был гобелен, технику которого я глубоко изучал и хорошо знал. Однако гобеленом я не мог заниматься из-за стесненных бытовых условий. Для гобелена обязательно нужен станок, а тогда у меня не было своего жилья: за три года сменил девять съемных квартир. Техника батика, которой я тоже интересовался в институте, не всегда требует пространства. В ней можно делать вещи небольших размеров, поэтому я продолжил экспериментировать в батике.

–В чем главная особенность этой техники?

– Сложный метод нанесения слоев цвета друг на друга. Художники используют различные приемы. Я сначала перевожу рисунок на белую ткань. Белые детали – это сохраненный цвет неокрашенной ткани. Для этого расплавленным воском закрываю белые части, а потом покрываю всю оставшуюся поверхность ткани желтой краской. Следующий шаг – сохранить получившийся желтый фон. Я также изолирую фон по контуру расплавленным воском. Для этого использую специальный инструмент, который называется батик-штифт. Постепенно покрываю воском каждый цвет, а последний, темный, получается суммарным: он содержит в себе все предыдущие слои краски. Самое сложное – продумать палитру цветов от белого до самого темного. Процесс трудоемкий, но в нем проявляется гармония. Философы говорят, что часть подобна целому. В батике это подобие заключается в том, что все цвета картины участвуют в формировании самого темного. В конце работы воск выпаривается с полотна при помощи бумаги и утюга. Во время этой операции дым в мастерской стоит коромыслом.

–Вы сказали, что в батике обращаетесь к историко-философским темам. Какие это сюжеты?

– Меня всегда интересовала эпоха монголо-татарского ига, Куликовская битва, жизнь Александра Невского, преподобного Сергия Радонежского. Русь на моих батиках представлена как духовная крепость между Западом и Востоком. Я делал батики на эту тему в конце XX века, но она оказалась актуальной и сегодня. Это вечная тема.

Русь со Средних веков постоянно защищается то от Востока, то от Запада. Я искал причину этого. Объяснение, что у нас много природных ценностей, которые захватчики хотят присвоить, кажется слишком простым. Дело и не в какой-то особенной агрессивной сути Запада или Востока.

Я изучал труды мыслителя Александра Леонидовича Чижевского и согласен с его гипотезой, что солнечная активность влияет на жизнь на Земле и на поведение людей. Периодически из недр солнца выбрасываются массы электромагнитного излучения, и все на земле возбуждается, в том числе человек. На моих батиках со временем появилось солнце как источник этого возбуждения. Человек не в состоянии противостоять мощному потоку энергии из космоса. Время от времени появляются вожди, возглавляющие народы и заставляющие верить в абсурдные идеи. В спокойное время эти вожди считаются безумцами.

– Как оценивали ваши работы в семидесятые и восьмидесятые годы?

– Работы десять лет не пропускали на большие выставки. Например, кому-то не нравилось, что на батике купол русского храма венчал крест. Мне даже предлагали прорисовать крест «в профиль», чтобы было непонятно, что это. Я не мог с этим согласиться. Россия исторически связана с православием, и это ее мобилизующее начало. Неправильно рисовать вместо креста просто прямую палку, как будто на церкви установили громоотвод.

–Вы были знакомы со скульптором Вячеславом Михайловичем Клыковым. Вас сблизило сходство тем творчества?

– С Вячеславом Клыковым я познакомился случайно через однокурсника, от которого узнал, что скульптор готовит модель памятника Сергию Радонежскому. Идею места для памятника он хотел обсудить с другим скульптором и моим дядей Федором Федоровичем Ляхом. Так я стал «соединительным звеном» между ними.

Федор Федорович Лях много лет работал в Радонеже, занимался сохранением храма. Он убедил местных жителей деревни Городок, как тогда назывался Радонеж, собрать предметы церковной утвари, которые растащили из храма в советское время. Все собранное, а это более ста предметов, он передал в музей. Федор Федорович организовывал субботники. По выходным брал лопату и убирал мусор. В восьмидесятые годы москвичи часто приезжали на пикники в Радонеж и заметили человека, который что-то убирает и чистит. Люди подходили и спрашивали об истории храма, а дядя с удовольствием рассказывал о преподобном Сергии. Его рассказы увлекли многих людей, и постепенно вокруг него собралась целая команда помощников. Дядя отнесся к идее поставить памятник в Радонеже с восторгом.

Группа художников, в которой был и я, обратилась к местной власти за разрешением установить первый памятник преподобному Сергию в Радонеже у Преображенского собора. Сначала власть восприняла инициативу спокойно, но потом начались проблемы. В мастерской Вячеслава Клыкова было организовано обсуждение, где высказывались противоположные мнения о том, нужен ли вообще памятник Сергию Радонежскому. Один историк даже усомнился в реальности преподобного как исторической фигуры. Другой полагал, что Сергий – это не знаковый деятель эпохи, а простой монах. Идею установки памятника тогда поддержал известный писатель Виктор Астафьев.

–Был 1987 год. Как власти в то время отнеслись к вашей затее?

– Да, первая попытка установки памятника состоялась в 1987 году. Приходилось преодолевать мощное сопротивление. 20 сентября планировали открытие памятника, но ночью скульптурное изображение преподобного Сергия арестовали в Мытищах по пути из мастерской Клыкова в село Радонеж. По телевидению объявили, что мы – экстремисты, подготовившие неразрешенную акцию. В день установки памятника власти задействовали весь подмосковный военный гарнизон, перекрыли дороги и подъезды, чтобы люди не пришли. Установили микрофоны, в которые сообщали, что открытие памятника Сергию Радонежскому не состоится. Люди все равно шли в Радонеж потоком, а некоторые перебирались через речку, минуя препятствия. Нас с товарищем задержали у Преображенского собора.

В тот день случилось чудо. Люди ждали памятник, а его все не было. Вдруг надвинулась мощная туча, и хлынул проливной дождь. Людям негде было спрятаться, и все промокли. Потом тучи рассеялись, и явилась удивительно красивая радуга. Радугу вообще редко увидишь в сентябре месяце. Если вы посмотрите на памятник, преподобный отрок держит икону Троицы, а нимб у него с вкраплением кварца. Когда знаешь историю открытия памятника, сразу возникает ассоциация с радугой, хотя скульптор специально этого не делал. Через год на Троицу состоялось второе, уже официальное открытие памятника. Это была наша победа.

–Какая главная задача Союза художников? Есть мнение, что эта организация могла существовать только в советских реалиях.

– Объединения художников под общим лозунгом или идеей существовали и раньше. Например, «Передвижники» до революции в России или группа экспрессионистов «Мост» в Германии. Правда, больших и долгоживущих объединений, как Союз художников, не было. Любой художник по характеру индивидуалист, и у него не всегда получается жить в большом коллективе и решать общую задачу. Однако когда есть организация, появляются определенные защитные функции. Союз помогает получить мастерскую, а без мастерской художник – это все равно, что автомобилист без автомобиля. Мы проводим художественные выставки на своих площадях.

Уникальность Сергиево-Посадского отделения в том, что для относительно маленького города с населением в 105 тысяч человек у нас 158 членов союза художников. Областные отделения, где проживает несколько миллионов человек, имеют иногда меньше членов, чем мы. Здесь возникает и сложность, потому что художники частично живут и от продажи произведений искусства, а покупательская способность маленького города невелика. Сергиев Посад много потерял в этом отношении, потому что исчезли военные заводы. Жители города стараются заработать копейку, и им уже не до произведений искусства.

–Как вы оказались в Подмосковье и в Загорске?

– После института в Москве я поехал по направлению в Ставрополь работать художником на фабрику ковров. Там я, как и положено, начал рисовать новые эскизы, но окружающие с тревогой смотрели на мою деятельность. На заводе имелся большой альбом с образцами рисунков тридцатых-пятидесятых годов, и новых им не требовалось. Ткачихам выгодно было делать одно и то же, потому что они могли ткать знакомые рисунки на автомате. Начальника цеха и директора тоже устраивало это, потому что сбыт проверенной продукции был гарантирован. Кроме того, вскоре возвратился на фабрику предыдущий художник, который ездил поступать в Строгановку, но не прошел. На предприятии оказалось сразу два ненужных художника.

В это время в Ставрополе открылось художественное училище, и я попросил отпустить меня с фабрики ковров туда. Преподавателей в училище остро не хватало. Художники не шли туда, потому что зарплата была всего 70 рублей, и чтобы что-то зарабатывать, нужно было брать две ставки. Так и получилось: работал с восьми утра до восьми вечера каждый день кроме воскресенья. Заниматься со студентами было интересно, но общая атмосфера художественной жизни в городе перестала меня устраивать.

Мой интерес к истории, желание глубже изучить ее, подтолкнули к решению перебраться именно в Загорск. Мне повезло, что в то время требовался преподаватель художественных дисциплин в техникум игрушки. Так я оказался здесь.