Марина Петрова: «В нашем селе жил Федор Петрович Гааз»

Марина Васильевна Петрова – хранительница небольшого музея в селе Тишково Пушкинского района с мемориальной комнатой, посвященной известному филантропу, заступнику заключенных и каторжников, доктору Федору Петровичу Гаазу. Доктор Гааз владел подмосковным именем Тишково с 1812 по 1840 годы. От некогда богатой усадьбы, построенной в готическом стиле, остался лишь мемориальный парк с двухсотлетними липами. В 2010 году по инициативе местного депутата Бориса Даниловича Шилова и жителей Тишково в селе появился памятный знак, посвященный Федору Петровичу, и краеведческий музей. Сегодня Марина Петрова продолжает дело сохранения памяти о пребывании знаменитого доктора в Подмосковье.

– Марина Васильевна, что значит для вас и для Тишково имя московского доктора Федора Петровича Гааза?

– Нам несказанно повезло, что в нашей местности жил Федор Петрович Гааз. Это великий, высоконравственный человек, с которого следует брать пример всем нам. Нашим имением доктор Гааз владел двадцать с лишним лет.

Родился Федор Петрович в немецком городе Бад-Мюнстерайфель. У нас в музее есть литография XVIII века городка на реке Рейн, по которой можно представить, какой примерно вид имел его родной город. В семье было восемь детей, но, несмотря на скудный достаток, все получили образование: стали юристами, врачами. Отец Федора Петровича был аптекарем, имел отношение к медицине и дед. Федор Петрович был не по годам умен, учился в нескольких университетах. Он изучал множество наук от философии до математики, но выше всего ставил медицину, поэтому и выбрал эту стезю. В молодом возрасте он по воле случая познакомился в Вене с нашим дипломатом Репниным и излечил его супругу от глазного заболевания. Репнин пригласил Гааза в Москву на должность семейного врача, и, таким образом, Федор Петрович оказался в России.

В Москве молодой немецкий доктор завел частную практику сначала как офтальмолог, а потом и как врач общей практики. Скоро слава о Федоре Петровиче дошла до вдовствующей императрицы Марии Федоровны – матери царя Александра I. В 1808 году она пригласила Гааза стать главным врачом Павловской больницы. Федор Петрович как хороший организатор взялся за это дело, и впервые в Москве привлек женские руки для ухода за больными.

По собственной инициативе Федор Петрович поехал на Кавказ изучать целебные серно-щелочные источники. Он написал трактат «Мое путешествие на Александровские воды в 1809-1810 годах». Со временем император Александр I наградил его орденом Святого Владимира четвертой степени, которым он очень гордился: носил в петлице до конца жизни. Фундамент исследований Ф.П. Гааза источников минеральных вод до сих пор актуален, то есть он, по сути, является основателем курортологии.

Через два года после путешествия по Северному Кавказу началась война с Наполеоном, и Федор Петрович на стороне наших войск полевым хирургом прошел весь путь русской армии до Парижа. Оказавшись в Европе, он, конечно, посетил свой дом и родные места. Там он застал своего отца при смерти, а когда отец умер у него на руках, семья слезно просила Федора Петровича остаться. «Что тебе эта холодная Россия?» – спрашивали родные. Однако Федор Петрович принял для себя судьбоносное решение вернуться в Россию. Никогда после у него не возникала мысль изменить своему решению. Федор Петрович полюбил русский народ. Он говорил: «В российском народе есть пред всеми другими качествами блистательная добродетель милосердия, готовность и привычка с радостью помогать в изобилии ближнему во всем, в чем он нуждается». В России Фридрих Йозеф Хаас стал Федором Петровичем Гаазом.

Доктор Гааз вновь занялся частной практикой. Слава о нем росла в Москве как снежный ком. Конечно, богатые щедро платили ему за лечение, а с бедных он денег никогда не брал. Будучи абсолютно бескорыстным человеком, волей-неволей Федор Петрович «сколотил», как пишут, капитал. Он купил наше имение в Тишках, особняк на Кузнецком Мосту, завел четверку белых лошадей, то есть стал богатым, уважаемым и известным. Он посещал московские салоны, переписывался со своим учителем философии Шеллингом, одним словом, вел респектабельную жизнь. Однако позже его жизнь резко изменится и пойдет уже совсем в другом векторе.

Слава о молодом докторе дошла до московского генерал-губернатора Дмитрия Владимировича Голицына. Градоначальник пригласил Ф.П. Гааза на должность главного врача Москвы. Федор Петрович сразу согласился, но, к сожалению, проработал на этом поприще только один год. Было много «подводных камней», мешавших трудиться в должности. Например, доктору Гаазу не дали внедрить в столице скорую помощь или, как он называл ее «ускоренную помощь». Косность чиновников, бездействие властей не дали ему воплотить начинание в жизнь. Он ушел с высокого поста, решил снова просто лечить людей и вернуться к частной практике.

К тому времени по всей Европе занялись улучшением условий содержания заключенных, и с этой же целью Александр I создал в России «Попечительное о тюрьмах общество». Царь назначил главой комитета Д.В. Голицына, а тот, в свою очередь, обратился к Федору Петровичу и пригласил его вновь на государственную службу. Федор Петрович, конечно, не мог отказать московскому градоначальнику, с которым уже сдружился. Он согласился стать главным врачом всех тюремных больниц, но поставил при этом условие посещать тюрьмы. Ему надо было знать условия содержания людей. Когда Федор Петрович посетил Бутырку, жестокость жандармов и крайние меры содержания привели его в шок. Придя в себя, он решил во что бы то ни стало помогать улучшению жизни заключенных, и посвятил этому делу всю оставшуюся жизнь.

Доктор Гааз начал по нашим меркам с малого: заботился об улучшении арестантской одежды, установил регулярное питание вместо подачек, из-за которых ссыльные дрались и резались, ввел раздельное содержание мужчин и женщин. Сейчас это кажется обычным делом, но в то время люди содержались как псы, если не хуже. Федор Петрович сам находил средства попечительского комитета и благотворителей для стройки и ремонта больниц. На Воробьевых горах, где в то время находилась пересыльная тюрьма, при участии доктора Гааза были построены больница и храм Живоначальной Троицы. Кстати, эта московская церковь сохранилась. Федор Петрович строил часовни, сажал тополя для очистки воздуха при больницах, покупал на свои средства крепостных. По тогдашним законам жена могла следовать за осужденным мужем, а их дети оставались помещику, и семья распадалась. Гааз выкупал детей, чтобы семья сохранялась, то есть крепостного права для него не существовало. Человек ведь мог первый раз оступиться и попасть в арестанты, а Федор Петрович всегда стремился к восстановлению души человеческой.

Доктор Гааз покупал на свои средства бандажи, лекарства и хлеб для заключенных. В булочной Филиппова в Москве он специально заказывал для каторжников хлеб, который не черствел, чтобы они два месяца питались им пока шли по Владимирке. Много меценатов у нас было, а уж XIX век изобиловал ими, но подход к человеку Федора Петровича, конечно, особенно трогает. Современники писали, что он работал как целое учреждение. Каждый этап, который набирался раз в десять дней или раз в две недели, он лично провожал с Воробьевых гор в течение двадцати пяти лет. Каждого кандальника он напутственным словом, хлебом, лекарством, деньгами. Доктор Гааз думал и о душе оступившегося человека. Давал душеспасительные книги: «Азбуку христианского благонравия», Священное Писание или жития святых. Он знал, конечно, что среди каторжников было много неграмотных, но все равно раздавал книги с убеждением, что грамотный прочтет неграмотному.

В благодарность за эту заботу в Нерчинском остроге заключенные сами, собрав скудные средства, построили в честь своего благодетеля часовню и молились мученику Феодору Тирону, имя которого взял доктор Гааз в России. Федор Петрович их проводил, благословил отбыть срок и вернуться к честной жизни, а они на каторге молились за его здоровье – такая выходила взаимосвязь. Его уже при жизни звали «святым доктором». Больного он не мог отправить в долгий путь: задерживал в больнице. Жандармам было все равно, если кто-то умрет в дороге, а доктор Гааз не мог с этим мириться.

Главное, чем памятен доктор Гааз для каторжников – это облегченные кандалы. Раньше люди шли в Сибирь по этапу, прикованные руками по восемь-десять человек к железному пруту. В жару прут натирал кожу до крови, а в холод примерзал к телу. В одной связке могли оказаться люди разного возраста, пола, роста, силы. Прут был удобен жандармам, потому что каторжники не убегут, а каково было людям? Если кто-то заболевал или умирал в пути, остальные тащили его на себе до следующей остановки. Этот прут являл скотское отношение, пусть даже и к преступникам. Доктор Гааз боролся с прутом, хотя официально он был отменен только спустя десять лет после его смерти. Федор Петрович создал облегченные кандалы, обшитые изнутри сукном. Это сукно производилась у нас в Тишково. Недалеко от своего имения Федор Петрович специально обустроил суконную фабрику, где изготавливали сукно на арестантскую одежду и обшивку облегченных кандалов.

–Почему Федор Петрович купил подмосковное имение в Тишково? Что-то сохранилось от усадьбы?

– К сожалению, все постройки в 1930-е годы были разобраны, хотя до 1926 года в Тишково-Спасское водили экскурсии из Москвы. Тогда еще оставались здания готической усадьбы: трехарочные ворота в парке с башнями по углам, псевдоготическая церковь с высокой колокольней, небольшой октогональный, то есть восьмигранный дом, здание театра с овальным зрительным залом, остатки служебных построек. На сегодня сохранился только парк. В нем есть деревья, которым около двухсот лет, но с каждым годом, к сожалению, их становится все меньше от урагана и грозы.

Федор Петрович купил имение в стиле псевдоготики, которое, быть может, напоминало ему родной Бад-Мюнстерайфель, у семьи поэта и сенатора времен Екатерина II Михаила Григорьевича Собакина. Около двухсот лет Тишково принадлежало Собакиным: все постройки и церковь были возведены ими. Любопытно, что Михаил Григорьевич Собакин был разжалован императрицей за малодушие, которое он проявил во время эпидемии чумы в Москве 1771 года: он заперся в кабинете, проигнорировав повеление Екатерины выйти к народу и помогать больным. Совсем не так поступал Федор Петрович Гааз во время эпидемии холеры!

Федор Петрович купил богатое имение недалеко от Москвы, но бывал в нем редко. Он был не лучшим помещиком: все дела вели за него управляющие, которые, надо думать, обкрадывали доброго доктора. Это было сделать не трудно, ведь он жил на отдачу и не считал денег. Все его личные средства и средства попечительского комитета таяли, потому что амбиции и планы по улучшению жизни заключенных были огромными. Чиновники не могли долго терпеть деятельности Федора Петровича, потому что он плыл против течения, проверял каждую копейку, заставлял всех работать. Завистники и недоброжелатели стали писать на Федора Петровича доносы. Дело дошло до того, что доброго доктора, неугодного своей требовательностью к чиновникам, работоспособностью и любовью к русскому человеку, собирались выдворить из России. У самого Ф.П. Гааза при этом даже и мысли не было уезжать.

Не было счастья, да несчастье помогло: в Москву пришла эпидемия холеры. Те же самые чиновники, которые писали доносы, теперь умоляли доктора Гааза, чтобы он вышел в народ и успокоил толпы, потому что он был очень популярным. «У Гааза нет отказа» – так говорили о нем москвичи. Дело едва не дошло до бунта, ведь многие думали, что болезнь специально подбрасывают и люди заболевают холерой. Федор Петрович выступил перед огромными толпами, успокоил народ, и ему верили как отцу родному.

Доктор Гааз остался в России, но последние годы все равно были омрачены склоками с недругами и оскудением средств. Богатое имущество Федора Петровича было продано, в том числе в день его шестидесятилетия ушло с молотка имение в Тишково. У нас в музее есть страница из «Смоленских ведомостей», где сообщалось об этой процедуре. Федор Петрович «освободился» от нашего имения, от особняка на Кузнецком Мосту и четверки лошадей. Теперь он приходил на завод, брал клячу, которую готовили на забой, и ездил по Москве на этой лошаденке. Все внешнее богатство доктор Гааз готов был отдать, потому что его целью была помощь униженным и бесправным.

На последние скудные средства, Федор Петрович инициировал создание так называемой Полицейской больницы в Москве: подбирали бродяг с дороги, отогревали, лечили, кормили и находили им работу. В XIXвеке строили у нас и богадельни, и школы сирот, но в том, чтобы взять человека со дна и поднять –чувствуется особый подвиг.

Федор Петрович поселился при этой больнице в Малом Казенном переулке. Сейчас там находится «НИИ гигиены и охраны здоровья детей и подростков». Кстати, там тоже на общественных началах есть музей доктора Гааза, сохранилась его мемориальная комната, где Федор Петрович доживал последние годы. Сохранился стол, за которым он работал, и часть предметов обстановки. Доктор Гааз принимал больных в кабинете за столом и тут же и спал.

– У Федора Петровича не было семьи?

– При его образе жизни семьи он не завел, но у Ф.П. Гааза был воспитанник, фактически приемный сын Николай Норшин. Федор Петрович воспитал и направил его по медицинской стезе, отправил в Рязань набираться практики. Он намеренно не взял его под свое крыло в Москву, а захотел, чтобы Норшин поработал в провинции. Николай Норшин жил, работал и был похоронен в Рязани. Я планирую там побывать, поработать в архивах, чтобы узнать больше о воспитаннике Ф.П. Гааза, но пока это несбыточная мечта.

– Как закончил свои дни Федор Петрович Гааз?

– Федор Петрович умер в семьдесят три года. Он не был болезненным человеком, но последние месяцы у него возникли проблемы с костями: не мог ложиться спать, засыпал сидя. После кончины у некогда богатейшего московского врача не нашли денег, поэтому хоронили за государственный счет. Двадцать тысяч москвичей провожали его гроб от Малого Казенного переулка до Немецкого кладбища. Была «поставлена на уши» конная полиция, жандармерия, но невиданное скопление народа для трехсоттысячной Москвы прошло мирно: все сняли шапки и пошли за гробом, чтобы преклонить колено перед великим человеком.

Так закончил жизнь Федор Петрович Гааз, но дело его еще ждет изучения. Показательно, что после смерти среди скудной обстановки его кабинета нашли подзорную трубу. При его напряженной работе и спать было некогда, а он еще успевал по ночам любовался звездами! Это говорит о том, что Федор Петрович был счастливым человеком. К сожалению, эту трубу несколько лет назад украли из мемориальной комнаты в Малом Казенном переулке строители, делавшие там ремонт.

– А какие экспонаты находятся в вашем музее в Тишково?

– В музее две комнаты: первая посвящена доктору Гаазу, а вторая – в целом истории Тишково. Среди экспонатов есть часы, зеркало, киот, швейная машина, диванчик из предметов мебели последнего владельца нашего имения Васильева. Оказывается, перед отъездом из усадьбы владельцы отдавали мебель местному населению в обмен на продовольствие. Многие годы эти предметы хранились в деревенских семьях, а когда мы образовали музей, люди сами их принесли. У нас есть такие коренные семьи – Тюрины, Фадеевы...

– Вы говорили, что от усадьбы в Тишково остался только парк. Почему разобрали постройки?

– В 1930 годы все пошло на кирпич, поскольку в это время идет строительство нового государства, а материалов не хватало. В частности, кирпич от готического храма пошел на строительство фабрики «Серп и молот» в Пушкино и фундаменты корпусов нашего санатория. В тридцатые года член московского правительства Михаил Кольцов предложил сделать в части Пушкинского района, куда вошло и Тишково, так называемый Зеленый город для отдыха москвичей. Запланировали построить пять домов отдыха, а также телефонную станцию, магазины, театр и даже хотели перевести сюда московский зоопарк.

Проекту не суждено было совершиться, потому что в это же время начал строиться канал Москва-Волга. Сталин перекинул все силы сюда, привлек на строительство канала заключенных. Они были в жутком обмундировании, полуголодные. Местные жители из Михалево вспоминали, как бросали голодным заключенным морковь, а те не успевали ее мыть и съедали грязной. Посмотрел бы Федор Петрович, в каких условиях они работали!

Зеленый город строить не стали, но по проекту Кольцова успели возвести три дома отдыха из пяти, включая наш санаторий. В 1980-х годах в Тишково нашли источник минеральной воды, полезной для желудочно-кишечного тракта, поэтому наш дом отдыха стал санаторием. Опять же, посмотрел бы Федор Петрович, основоположник курортологии, на источник в своем бывшем имении!

– Когда вы заинтересовались личностью доктора Гааза, и как пришла мысль открыть музей?

– Впервые его имя я узнала в школе. Мой родственник, прекрасный учитель русского языка, литературы и рисования Виктор Александрович Фадеев повесил в нашей школе в Тишково в коридоре газету, где написал историю села, в том числе и историю знаменитого владельца доктора Гааза. Более осознано я занялась этой темой благодаря покойному Борису Даниловичу Шилову – нашему местному жителю и депутату. Опять же, не было счастья, да несчастье помогло: на наш прекрасный парк поднялся топор застройщиков: состоятельные люди хотели отобрать у жителей Тишково парк для того, чтобы построить коттеджи. Борис Данилович всех поднял на оборону и сказал, что этот парк старинный, исторический, его нельзя продавать.

С 2004 года мы начали «бастовать», и в итоге Борис Данилович отстоял статус этого парка. Теперь он имеет паспорт, в котором указано: «Усадьба Тишково – памятник истории и культуры». В связи с защитой парка у Бориса Даниловича почти сразу возник вопрос о создании музея. В 2010 году отмечали 230-летие со дня рождения Федора Петровича Гааза, и мы обратились в администрацию, чтобы достойно встретить юбилей. Большая благодарность администрации: нам выделили средства на памятник, который мы установили на территории парка, и отдали опустевшее после переезда в Ельдигино административное здание под музей.

– А у дома есть история?

– Да, здание музея тоже имеет историческую ценность. Оно собрано в 1960-е годы из бревен дома Евгения Ивановича Камзолкина – пушкинского художника, основателя эмблемы «Серп и молот». Он создал известный образ в 1918 году, оформляя Замоскворецкий район Москвы к Первомайской демонстрации. Художник не предполагал, что его «Серп и молот» станет на многие годы главным символом нашей страны. Камзолкин жил в Пушкино на Московском проспекте, а когда его не стало, деревянный особняк стал мешать расширению улицы. Дом, скорее всего, подожгли, но успели потушить, разбросав бревна. Как раз в это время депутат из Тишкова Сергей Алексеевич Тюрин искал средства на здание сельсовета. Он приехал в Пушкино, увидел разбросанные бревна сгоревшего особняка и попросил использовать их как материал для сельсовета.

– Правда ли, что в прошлом году доктор Гааз был причислен к лику блаженных в Католической церкви?

– Да, тринадцать лет длился процесс его беатификации в Католической церкви, и в мае прошлого года, он, наконец, завершился. Теперь тома с бумагами для канонизации переданы в Ватикан, где папа окончательно решит, достоин ли Федор Петрович считаться святым. Нужно ли еще ждать каких-то чудес? По-моему, вся его жизнь – это чудо. В конце разговора об этом великом человеке хотела бы привести его знаменитые слова: «Торопитесь делать добро! Умейте прощать, желайте примирения, побеждайте зло добром. Не стесняйтесь малым размером помощи, которую вы можете оказать в том или другом случае. Пусть она выразится подачею стакана свежей воды, дружеским приветом, словом утешения, сочувствия, сострадания – и то хорошо».