Николай Абрамович: «Русская псовая борзая – самая красивая порода»

Николай Абрамович – художник-керамист из Вербилок Талдомского района и ценитель охоты с русскими псовыми борзыми. Николай делает небольшие скульптуры животных из фаянса. Художник в прошлом работал на знаменитом фарфоровом заводе в Вербилках, а последние 15 лет трудится в собственной мастерской. Любовь к русским борзым отразилась в творчестве Николая Абрамовича. Лучшие его авторские скульптуры посвящены этой породе собак.

–Расскажите, чем интересны скульптуры из фаянса, изготовленные в вашей мастерской?

– Основное направление – это животные. Мы делаем больше тридцати пород собак. Есть и скульптуры людей разных профессий, елочные игрушки, динозавры, кошки. Кошки и динозавры тоже различаются по породам. Все эти фигуры добрые и веселые, несут положительный заряд тем, кто держит их в руках. Такие коллекции стоят у нас на потоке: я леплю образец из пластилина, затем переводим его в гипсовую форму, литейщики отливают заготовки, а живописцы расписывают.

Борзые – это в основном авторские работы. По технологии они такие же, как и остальные, просто более сложные, имеют ограниченный тираж, и я делаю их сам от начала до конца. Однажды я слепил вручную из фарфора 65 штук борзых в единичном экземпляре. Фигуры разошлись по коллекциям ценителей.

–Как давно работаете с фарфором?

– В советские годы я работал в художественной лаборатории нашего фарфорового завода. Вербилки – это фарфоровый городок с давней историей. Завод в Вербилках основал шотландский купец и промышленник Франц Гарднер в XVIIIвеке. Это был второй в России фарфоровый завод после императорского в Петербурге и первый частный. Исторически местность никакого отношения к фарфору не имела. Здесь не было подходящей глины, не было специалистов. Стояла избушка в лесу – охотничья заимка – куда князь Урусов приезжал поохотиться с друзьями. Потом землю у князя выкупил Гарднер, построил лесопилку и стал сплавлять лес по реке Дубне в Сестру и Волгу. Позже привез мастеров из Гжели, хотя там занимались не фарфором, а керамикой и фаянсом. Откуда Гарднер взял рецепт фарфора – загадка, потому что способ его приготовления держали в тайне.

Я пришел на завод в Вербилках в восьмидесятые годы. Когда началась Перестройка, приоткрылся железный занавес, но для завода наступили непростые времена. Собралась группа молодых художников с задумкой делать работы для иностранцев. Мы пошли к директору завода и предложили ему выгодные, как мы думали, условия: в течение рабочего дня пять дней в неделю мы делаем рисунки для завода, а в нерабочее время, по ночам и в выходные в заводских мастерских создаем собственные авторские работы на продажу. При этом мы обещали платить в десятикратном размере за обжиг, краски и глину и ставить на эти изделия кроме имени автора клеймо завода. Директор был человеком советской закалки, он выслушал нас в своем кабинете и сказал: «Нет, вы, художники, слишком много будете зарабатывать».

После разговора с директором, мы бросили на стол заявление об увольнении и ушли, можно сказать, в никуда. В отличие от художников, которые пишут маслом или рисуют акварелью, нам нужна база: завод или мастерская и температура обжига почти 1400 градусов. Какое-то время перебивались, но нет худа без добра: в 2002 году у нас появилась своя мастерская в Вербилках. Сначала мы арендовали заброшенное здание на заводской территории и поставили там электрические печи. Несколько лет работали вместе с Александром Скородумовым. Нам было так выгодно: я был скульптором, а он – модельщиком. Потом мы разошлись по работе, но остались друзьями. Я купил нынешнее помещение мастерской 11 лет назад.

–Работа в собственной мастерской отличается от того, что вы делали на заводе?

– На заводе все было сложнее. Художники делали много эскизов, а запустить в производство новые скульптуры было нереально. Художественный совет принимал работы, но их не выпускали, поэтому много творили в стол. Для того чтобы запустить в производство модель нужны были формы, станки, какие-то линии, я даже в это не вникал. Новое изделие должно было пройти через цепочку ответственных лиц, и каждый откладывал модель в долгий ящик. Здесь в мастерской мы предоставлены сами себе, поэтому неделя не проходит, как задумка воплощается. Много авторских работ, которые мы делали на заводе, уходили неизвестно куда. До сих пор жалко одну работу, которую еще в конце восьмидесятых забрал с моего стола главный художник и подарил министру, посетившему фабрику.

–Какова технология создания фарфоровых скульптур?

– Основной материал – это глина, куда входит полевой шпат, кварц, пегматит. Глину закладывают в специальную машину, заливают водой и размешивают миксером. Миксер доводит глину до жидкого сметанообразного состояния. Жидкий фарфор – шликер – заливается в гипсовые формы через отверстие – литок. Гипс имеет свойство быстро всасывать воду. Фарфор оставляется в форме примерно на полчаса. Гипс втягивает воду, и вокруг стенок формы образуется тонкий черепок серого фарфора. Лишний шликер выливают из формы, поэтому фигуры остаются полыми. Чем дольше держать фарфор в гипсе, тем больше он втянет воды и тем толще будет черепок.

После этого сырые и мягкие как пластилин заготовки вынимают из гипса и ставят на полки для сушки на ночь. В сушилке тепло идет снизу от обычных электрических обогревателей. У высохших заготовок обрабатываются швы, после чего они попадают к живописцам для росписи. Живописцы ставят заготовки в утильную печь и обжигают их при температуре 800 градусов, чтобы изделия стали покрепче. Фарфор и фаянс шершавые на ощупь, чтобы поверхность фигурки блестела, ее покрывают глазурью. Глазурь по консистенции похожа на молоко. В эту жидкость макают сухой черепок уже после покраски. Это называется подглазурная живопись. Есть еще надглазурная живопись, но у нас в основном первый вид росписи: краска лежит между фаянсом и глазурью. Такую скульптуру можно закопать в землю, через тысячу лет откопать, и оно будет точно таким же.

Наконец, изделие ставят в печь и обжигают в течение 11 часов при температуре 1200 градусов. Мы используем контроллер, который медленно поднимает температуру до 1200 градусов и держит еще полчаса полку, чтобы глазурь растеклась равномерно. Потом электроника начинает постепенно опускать температуру и печка отключается. Печь сама медленно остывает, и изделие готово.

–Вы любите делать фарфоровые скульптуры русских борзых. Как давно вы держите собак этой породы?

– Я стал борзятником, когда еще работал на заводе тридцать лет назад. Тогда я завел первую собаку, а сейчас у меня уже шесть борзых. Я держу их не для продажи, а для охоты. Охота с русской псовой – это очень красиво. В ней не нужно ружье, а только красивые собаки и красивая скачка. Главное в такой охоте не добыча, а бешеная погоня и адреналин. Иногда собака может поймать зайца или лису, но это необязательно. Охота с борзыми – это драматичное зрелище, потому что оно разворачивается на глазах охотника в поле или открытом пространстве. У борзой есть чутье, но она им не пользуется, в отличие от гончей или легавой. Она реагирует только на быстрое движение. Заяц – ночной зверек, а днем он незаметен. Зайца надо найти, наступить на него, чтобы вскочил и побежал.

Для такой охоты мы ездим в южные степи в Калмыкию, Ростов или Ставрополь. Русская борзая порода становилась в средней полосе, но, к сожалению, у нас осталось мало зайцев и нет уже таких полей и больших пространств, как раньше. Мы уезжаем на месяц или два с друзьями на специальную базу, где нас ждут знакомые егеря. Мы охотимся, испытываем и ровняем собак между собой. Мастерскую оставляем на это время, но она продолжает работать.

–Борзых надо дрессировать?

– Нет, не нужно. Борзых сложно приручить, потому что они по натуре свободолюбивые животные. Борзых не рекомендуют дрессировать, чтобы не подавить их природный инстинкт. Реакция на движение у них инстинктивна. Они самостоятельные и не хотят подчиняться, наверное, потому что в их жилах течет много крови волка. Когда породу выводили 150-200 лет назад, собак скрещивали с волком. Русская псовая борзая – это русский волкодав. С помощью борзых охотились на волков, а на зайцев и лис во вторую очередь.

Существовала специфическая охота на волков «под островами». Охотники со сворой борзых брали в кольцо круглый островок леса, а внутрь запускали стаю гончих. Гончие чутьем находили животных и выгоняли их из леса. Волки выбегали из зарослей в разные стороны и попадали под охотника, который стоял на лошади с борзыми. Борзых пускали на волка уже на открытом пространстве. Волк в принципе сильнее любой собаки, тем более матерый. Борзые не одолеют волка силой, но помогает природная злоба. На волка травили по пять-шесть борзых, и все равно хищник мог стряхнуть с себя навалившихся собак и зарезать одну или двух из них. Раньше помещики держали по двадцать-тридцать собак, поэтому если волк зарезал пару борзых, им было не жалко. Сейчас мы к собакам относимся по-человечески, любим их. Нам жалко, если волк порежет пусть и одну борзую, поэтому на таких хищников уже не охотимся.

У борзых полностью отсутствует злоба к человеку, хотя она и собака-убийца. В их характере и повадках много волчьего: они почти не лают, и у них нет сторожевых качеств. Собака даже не поднимет голову, если в дом залезет вор, поэтому держать ее в качестве сторожа бесполезно. Зато к борзым можно спокойно зайти в вольер. Даже если там будет двадцать взрослых собак, можно не бояться. Борзые лишь полезут под руку, чтобы погладили, постараются лизнуть в лицо.

– Борзых заводят только любители охоты?

– Большая проблема этой породы в ее декоративности. Это одна из самых красивых собак в мире. Она аристократичная, утонченная, как говорят, «голубых кровей». Бывает она лежит, элегантно повернет голову, и чувствуешь себя пигмеем по сравнению с ней. Беда в том, что ее заводят просто для красоты. Декораторы выводят собак крупного роста и с шерстью до земли, что не характерно для охотничьей собаки. Порода начинает делиться на декоративных и охотничьих. Одни большого роста и лохматые, а вторые – невысокие, бедно одетые, но зато резвые и скоростные. Декоративные крупные борзые не могут догнать даже зайца, они утрачивают свои охотничьи инстинкты.