Сергей Докучаев: «Предметы старины я собирал всю жизнь»

Сергей Владимирович Докучаев не так давно создал на базе своей коллекции старинных вещей и военных артефактов первый частный музей в Рузском районе. Особое место среди экспонатов заняла тема Великой Отечественной войны, в частности тема боев за Скирмановские высоты. Это важное событие в истории обороны Москвы 1941 года произошло недалеко от поселка Брикет, где в здании бывших яслей расположился музей.

– Как давно вы собираете предметы старины?

– Меня еще в детстве заинтересовал каменный век, потому что артефактов этой эпохи в наших местах можно было найти довольно много. По реке Озерне и в районе озера Тростенское находились стоянки древнего человека. Сюда не раз приезжали археологи. Я находил разные предметы: каменные наконечники, керамику, боевое оружие, амулеты и тому подобные вещи. Вообще интерес к старине появился после того, как однажды отец принес мне несколько старых монеток с двуглавым орлом. Позже я нашел еще и дореформенные копейки, и потихоньку стала собираться коллекция. Когда я уходил в армию, у меня было две сотни монет, как казалось тогда, громадное собрание. Потом у меня появилась действительно серьезная нумизматическая коллекция.

Здание для музея я выкупил три года назад, но экспонаты собирались мной, можно сказать, всю жизнь. Я хранил предметы дома, а часть коллекции передал в Никольскую школу, где она пребывает до сих пор. История бассейна озера Тростенское и реки Озерны – это та область, которой посвящен мой музей. Все важные исторические события наших мест так или иначе отражены в собрании музея. В наших краях было много интересного. Например, у реки Тростни в 1368 году произошла битва между сторожевым полком Московского княжества и литовским князем Ольгердом. Неподалеку находится Городище, которое датируется археологами началом XI века. В XIX веке имелись суконные фабрики, стояли мельницы. Еще до революции у нас делали спичечные коробки, перламутровые пуговицы.

Сейчас я как раз готовлю статью о плотине, которую построили на Тростенском озере в первой половине XIX века. Когда в 1823 году в Москве собрались строить Храм Христа Спасителя, в окрестностях нашего участка Москвы-реки нашли подходящий известняк розоватого оттенка. Инженеры предложили грузить материал для стройки на баржи и сплавлять по реке прямо к Воробьевым Горам в Москву, где по первоначальному проекту должны были строить величественный собор. Плотина на Тростенском озере была необходима для того, чтобы использовать водоем в качестве накопительного резервуара. Делать запас воды нужно было из-за того, что уровень воды в Москве-реке падал в летние месяцы так сильно, что курица могла пройти с одного берега на другой. Когда же на Тростенском озере открывали специальные шлюзы, водные массы доходили до Москвы-реки и поднимали уровень воды на нужную для баржи высоту. Я нашел старые карты, по которым можно определить место, где стояла плотина. Также я узнал, кто строил сооружение. Вообще создание Тростенской плотины было частью плана устройства транспортного движения по рекам Подмосковья.

– Каким образом ваша коллекция преобразовалась в музей в поселке Брикет?

– Когда-то в здании музея были ясли, но лет за десять до развала Советского Союза они уже не работали. После яслей в одном из помещений открыли отделение связи, а потом дом вовсе пустовал. Я долгое время вел в местной школе детский ремесленный кружок, а когда в школе решили разместить кадетов, глава поселковой администрации предложил мне забрать здание бывших яслей. Я очень обрадовался, пришел сюда и сразу начал делать ремонт. Вы не представляете себе, что я здесь увидел. Повсюду вместо пола был насыпан песок, а комнаты были по окна завалены мусором. Это и не удивительно, учитывая, что здание стояло заброшенным.

У нас вообще в то время поселок имел довольно запущенный вид. Сейчас, кстати, он стал выглядеть радостней: покрасили здания, восстанавливается дом культуры, появилась кадетская школа-интернат. Хотя поселок имеет говорящее название Брикет, торфоразработок здесь нет уже с конца шестидесятых годов. Местные жители трудились, в основном, на предприятии «Автоматика», станки которого стояли как раз на территории бывшего торфобрикетного завода. На «Автоматике» работал и я слесарем-сборщиком и гравером по металлу, а по совместительству вел детский кружок в школе. Мы мастерили с детьми пневмоходы, аэросани, микроавтомобиль и многие другие вещи. В каком-то смысле я продолжаю это дело, потому что свой музей я создал, прежде всего, для детей.

Мало учредить музей, его нужно как-то содержать, нужно выдавать зарплату уборщице, сторожу, гиду. Нужен уголь и котельщик, плюс надо платить за электричество, налоги и так далее. Я мечтаю найти спонсора, который бы взял музей на обеспечение и позволил оставить вход бесплатным. Для любого банка содержать это помещение едва ли будет очень обременительно, а для меня это неподъемно. Меня уже спрашивали из турфирм, сколько стоит вход, и я даже не нашелся что ответить. Предложил им рассчитать по аналогии с ценами Рузского музея. Если сказать, что вход бесплатный – подумают, что здесь что-то несерьезное и малоинтересное.

– Важная часть экспонатов посвящена боям у Скирмановских высот в 1941 году. Расскажите подробнее об этом эпизоде Отечественной войны.

– Рубеж обороны проходил совсем близко от нас. Это место называется Скирмановские высоты, там сейчас стоит памятник. Немцы заняли высоты в октябре 1941 года и превратили деревню Скирманово в свой плацдарм. Бой у Скирмановских высот был одним из самых тяжелых под Москвой. Советским войскам удалось разгромить части немецкой 10-й танковой дивизии, выбить их из плацдарма и удержаться в районе Михайловского. Подробный рассказ об этих событиях будет представлен на стендах музея после 5 мая. У меня есть подлинные фотографии советских и немецких командиров, разбитой техники и многое другое, включая рассказы о подвигах наших солдат.

Интересна история героя Советского Союза Ефима Дыскина, отличившегося в боях за Скирмановские высоты. Еще до войны он мальчишкой приехал поступать в институт в Москве. Когда началась война, его призвали и зачислили в артиллерийское училище. В боях на Волоколамском направлении расчет его орудия подбил и уничтожил четыре немецких танка. В сражении он был несколько раз ранен, но, тем не менее, продолжил бой и подбил еще три машины противника. Получается, что за один бой восемнадцатилетний мальчишка умудрился подбить семь танков. Зная характеристики орудия, я с трудом представляю, как это можно было сделать. Ему посмертно присвоили героя Советского Союза, а он взял и выжил. Когда выяснилось, что Ефим Дыскин живой, ошибку исправили. Он умер лет пять назад. После войны дослужился до генерал-майора медицинской службы и стал доктором медицинских наук в Ленинграде. Мне, к сожалению, не удалось с ним познакомиться, но с его сыном мы пытаемся наладить связь.

– Вы сказали, что будут представлены подлинные фотографии Скирманово и окрестностей военных лет. Где вы их находите?

– У меня есть друг, который разыскивает родственников немцев, воевавших в наших местах, списывается с ними, и выкупает из их частных альбомов редчайшие фотографии. Такие фотографии вы не найдете в интернете. У нас есть много снимков немцев в окопах, как они ходят по деревне и карточки с подбитой техникой. На обратной стороне таких снимков карандашиком подписано по-немецки «Скирманово». Не так много, правда, удалось найти советских фотографий, которые не публиковались раньше.

Однажды к нам приехали гости из Испании. Один испанский летчик погиб под Истрой. Знакомые ребята поисковики нашли сбитый самолет, а потом какими-то путями удалось выйти на племянника и племянницу летчика. Сначала они прислали фотографии дяди, а потом приехали к нам сюда. Я им сразу сказал: «Лучше бы ваш дядя прибыл к нам в футбол играть, чем прилетал на самолете, потому что у него тогда были бы шансы выиграть. К вам претензий никаких, а ваш дядя был врагом». Они лояльно к этому относятся, потому для них война – это довольно древняя история. Для меня – это живая история. Этот испанский летчик на фотографии стоит в немецкой летной форме, а на борту у него надпись: «Второй поход против коммунизма». То есть это был идейный дядя. Тем не менее, врагов надо показывать, потому что это были вполне конкретные люди. Если взглянуть на немецкие фотографии, часто можно увидеть интеллигентные и добродушные лица. Куда, правда, девалась эта интеллигентность, когда они оказывались здесь.

– На каких посетителей вы рассчитывали, когда создавали музей?

– Конечно, наш поселок маленький и местные жители еще до открытия музея почти все видели коллекцию у меня дома. Я понимал, что рассчитывать на местных жителей, как на посетителей, не приходится. Однако есть туристические маршруты, куда меня уже постепенно включают, хотя музей еще, по сути, не открылся. Пока это скорее частное помещение, где проводится выставка, посвященная войне и другим темам. Музей живет на мои средства и на средства друзей. Один из них очень помог с деньгами, что позволило за полгода привести здание в порядок. Благодаря этому я сэкономил, прежде всего, массу времени. Наверное, я мог бы постепенно и сам накопить средства на ремонт, но это заняло бы не шесть месяцев, а года три. Я же не могу открыть музей в непригодном здании. Сюда приедут пожарные и представители других инстанций, и я должен буду им представить музей в нормальном состоянии. Надеюсь, что к 9 мая здесь уже будет завершена большая часть необходимых работ.

– Какие экспонаты самые ценные для вас?

– Не могу сказать. Наверное, самое ценное для меня, это даже не экспонаты, а друзья и то окружение, которое собралось вокруг в ходе создания музея. Это самое важное для меня хотя бы потому, что через этих людей приходит информация и вещи. У меня вообще нет дорогих вещей: нет золота и «шапки Мономаха». В музее представлены, в общем-то, банальные предметы, но они ценны тем, что рассказывают об истории нашего края. Например, у меня есть коллекция утюгов, но эти утюги были собраны именно здесь. Бывает, правда, что некоторые вещи, которые сохранились частично, нужно доукомплектовать. Например, чтобы воссоздать найденный в окрестностях пулемет, я собирал детали со всей России. Когда я восстанавливаю старое оружие, перестраховываюсь по десять раз. Я все завариваю внутри, чтобы не возникало никаких проблем. Так как у меня значительная часть собрания посвящена военной теме, то просто одними фотографиями не обойтись. Положить пару касок тоже неинтересно.

– Как реагировали жители поселка, когда вы начали создавать музей? Возникали какие-то препятствия?

– Никаких препятствий не было. Когда покупал здание, в администрации мне, наоборот, помогали заниматься разными бумажками и документами. Друзья и знакомые очень поддерживали начинание. Собирать и реставрировать ржавые железки – это тоже для меня не препятствие, а сплошное удовольствие. Если говорить о реакции людей на мой музей, то негативной я не слышал. Было пара моментов, когда не очень понимали мои мотивы, но вообще местный народ уже давно привык, что я все время что-то такое делаю, и уже ничему не удивляется. До музея я построил еще за свой счет маленький деревянный храм святого Левкия Волоколамского рядом с кладбищем, где у меня похоронены родители и другие родственники. Мы с друзьями собрались, выкупили землю, и сами срубили церковь. Потом ее освятили, и сейчас это действующий храм.

Конечно, сейчас человек коммерциализировался до безобразия, и бывает сложно объяснить, почему я делаю не магазин, а музей. Все вокруг знают, что я не миллионер, и вдруг выкупаю целое здание, и делаю основательный ремонт. Невольно подумаешь, что здесь какая-то корысть. Меня как-то спросил один товарищ: «Сережа, скажи, зачем ты церковь строил?» Я даже не знаю, что ответить человеку, если у него возникает такой вопрос. «Зачем ты кошку в колодец бросаешь» – такой вопрос, наверное, был бы правомерен. Честно говоря, у меня нет цели оберегать свои сокровища. Не вижу в экспонатах какой-то корысти и не считаю их даже своими. Я свою часть радости уже получил, когда нашел предмет, очистил. Простое обладание старинными вещами не имеет смысла.