Дом Пришвина на пути к скитам

На Вифанской улице в Сергиевом Посаде примерно в 800 метрах от Скитских прудов стоит небольшой бревенчатый дом на высоком каменном подклете, в котором, как указано на мемориальной табличке, с 1926 по 1937 годы жил и работал писатель Михаил Михайлович Пришвин. На этой дороге к двум монастырским скитам будто пересеклись пути Пришвина и религиозного писателя Василия Васильевича Розанова, погребенного в Черниговской обители.

География мест, где жил Пришвин впечатляет: Елец, Тюмень, Рига, Лейпциг, Петербург, Москва, Луга, Переславль-Залесский. Тем не менее, две точки на карте Московской области занимали особое место в судьбе писателя: деревня Дунино под Звенигородом и Сергиев Посад. Для многих «дом Пришвина» – это, прежде всего, его дача в Дунино, где сегодня находится замечательный музей, посвященный жизни и творчеству писателя. Однако дачу под Звенигородом Пришвин купил в конце жизни и проводил в ней только летний сезон. Тем не менее, этот дом, как можно понять из дневниковых записей, действительно, стал ему родным. Хотя второй дом Пришвина не столь известен, в Загорске Пришвин прожил одиннадцать лет.

Расположение загорского дома Пришвина очень символично, он находится на Вифанской улице, которая ведет к Скитским прудам и далее к двум лаврским скитам: Черниговско-Гефсиманскому и Спасо-Вифанскому. Со скитами Пришвина связывала не только географическая близость, но и могила его давнего знакомого Василия Васильевича Розанова. Писатель и философ был погребен на погосте Черниговского отделения Гефсиманского скита в 1919 году. Могила с надгробием Розанова сохранилась, ее можно увидеть на территории скита рядом с погребением философа Константина Леонтьева. Пришвин неоднократно бывал на этом кладбище. Интересно, что после смерти Василия Васильевича он познакомился в Загорске с его дочерью и даже купил у нее письменный стол отца, за которым потом сам работал.

«В судьбе моей как человека и как литератора большую роль сыграл учитель елецкой гимназии и гениальный писатель В.В. Розанов. Нынче он скончался в Троице-Сергиевой лавре» – писал Пришвин в 1919 году. Первое их знакомство было связано с неудавшимся побегом елецкого гимназиста Михаила на лодке в «Азию». За тридцать верст от школы, Пришвин с двумя товарищами, был пойман становым и возвращен обратно. Беглеца подняли на смех: «поехал в Азию, приехал в гимназию». Только учитель географии Розанов вступился за Михаила, сказав, что его побег – это не простая глупость, а признак высшей жизни в душе мальчика. Пришвин писал: «Я сохранил навсегда благодарность Розанову за его смелую по тому времени и необыкновенную защиту».

Тот же самый Розанов, некогда защищавший ученика Пришвина, стал позднее инициатором его исключения из гимназии с «волчьим билетом», то есть без права поступить в другие подобные учебные заведения. Формальной причиной для этого стала дерзость, которую мальчик позволил себе в отношении учителя географии. Будущий религиозный философ и мистик будто бы предрек юноше, что ничего дельного из него не выйдет, однако пророчество не сбылось. Спустя годы они встретились на религиозно-философских семинарах в Санкт-Петербурге. Розанов удивился, узнав в молодом писателе своего ученика, и на этот раз оставил ему новое напутствие: «быть поближе к лесам, подальше от редакций». Дом в Загорске в этом смысле вполне удовлетворял этому пожеланию, потому что находился близко к Черниговскому лесу.

Долгие годы Розанов и Пришвин находились в тесном кругу литераторов, у них было немало общих знакомых, однако, Василий Васильевич, видимо, не желал поддерживать с бывшим учеником каких-либо отношений. Двойственная роль Розанова в гимназической судьбе Пришвина сказалась на неоднозначном отношении к нему и в дальнейшем. Пришвин считал Розанова своим «литературным опекуном», часто сравнивал себя с ним и, одновременно, мог карикатурно и насмешливо изобразить бывшего учителя в автобиографическом романе «Кащеева цепь».

Помимо значимой могилы, Черниговский скит мог быть близок Пришвину нестандартной религиозной фигурой его основателя блаженного Филиппушки. Блаженные, хлысты, молокане представлялись Пришвину носителями народной религиозности, которая привлекала его особенно сильно в юности. «Я сам по природе своей близок к сектантству, но избежал его» – писал Пришвин. Блаженный Филипп в жару и зной ходил босым, а в руках всегда держал посох с медной фигуркой голубя наверху. Интерес к хлыстам и подобным народным сектам был свойственен русской интеллигенции в начале XXвека. В романе Андрея Белого «Серебряный голубь» образ посланника между тайными сектантскими общинами будто был срисован с этого Сергиево-Посадского блаженного: он выглядел как нищий с посохом и фигуркой голубя в руке.

Два года назад в парке «Скитские пруды» в десяти минутах ходьбы от дома писателя был установлен памятник Пришвину. Здесь мы видим привычный образ писателя, воспевавшего природу: он сидит на пне с записной книжкой в руках и в компании охотничьей собаки. На постаменте выбиты слова: «я нашел себе любимое дело искать и открывать в природе прекрасные стороны души человеческой».